Гремящий дым - [18]

Не теряя присутствия духа, командир отряда отдавал распоряжения, зорко наблюдая за маневрами дубель-шлюпки. Но люди бессильны были противостоять стихии. Судьба судна была решена.

Не помогла и его разгрузка, и, когда Харитон Лаптев удостоверился окончательно в невозможности спасти «Якутск», он приказал покинуть дубель-шлюпку и двигаться по льдам к берегу, захватив часть груза, в первую очередь продовольствие.

Около двух недель члены отряда переносили грузы на берег, где была наскоро выстроена землянка, а спустя еще некоторое время отряд двинулся к зимовке на реке Блудной.

Здесь Харитон Лаптев созвал консилиум, в котором приняли участие его ближайшие помощники: штурман Челюскин, геодезист Чекин и боцманмат^[9] Медведев. Командир отряда высказал мнение, сославшись на опыт своего предшественника Прончищева, а также на свой двухлетний опыт, что производить опись побережья полуострова Таймыр с моря невозможно, а поэтому надлежит осуществлять обследование только с суши.

Консилиум согласился с мнением Харитона Лаптева, после чего командир отряда составил рапорт в Адмиралтейств-коллегию и отправил его с матросом Козьмой Суторминым.

Адмиралтейств-коллегия рассмотрела рапорт и разрешила производить опись с суши.

Последующие два года, 1741 и 1742, сухопутные партии Чекина, Челюскина и Харитона Лаптева обследовали и описали побережье полуострова Таймыр вплоть до устья реки Енисея. А в сентябре 1743 года Харитон Лаптев представил в Адмиралтейств-коллегию полный отчет о проделанной работе на одном из самых трудных участков побережья Северного Ледовитого океана.

В том же году возвратился в Петербург и Дмитрий Лаптев, которому удалось пройти морем на восток от Лены до устья реки Колымы и далее до мыса Большой Баранов. Дальше судно не смогло проникнуть: не пустили льды.

Завершив опись на этом участке морского берега, Дмитрий Лаптев, видя невозможность достижения Камчатки морским путем, решил добраться по сухопутью до острога, построенного в свое время казаками на реке Анадыри, а оттуда спуститься по этой реке до побережья Охотского моря.

Это намерение ему удалось осуществить, после чего работу свою он мог считать завершенной.

Четыре года отряды Харитона и Дмитрия Лаптевых штурмовали суровую природу арктического Севера, неуклонно продвигаясь вперед намеченным путем по морю и по суше, планомерно описывая и нанося на карту берега Северного Ледовитого океана от устья Енисея и до мыса Большой Баранов, что находится к востоку от устья реки Колымы.

Имена участников Великой Северной экспедиции^[10], двоюродных братьев Харитона Прокофьевича и Дмитрия Яковлевича Лаптевых по предложению известного русского ученого Ю. М. Шокальского были увековечены в названии моря, берега которого они с такой тщательностью и самоотверженностью описали и положили на карту.

И не только море ныне носит их имя. Если повнимательнее приглядеться к географической карте в районе их исследований, нетрудно обнаружить другие названия, связанные с именами этих смелых людей.

На полуострове Таймыр вы найдете берег Харитона Лаптева и мыс Харитона Лаптева, а пролив, соединяющий море Лаптевых с Восточно-Сибирским морем, самый ближний к материку, носит имя Дмитрия Лаптева. Перечень можно было бы продолжить, но и приведенных примеров вполне достаточно.

Пролив или залив?

Серый, пасмурный день. Небо обложено тучами. Моросит дождь, выбивая беспорядочную дробь по одежде моряков и с тихим шелестом сливаясь с морской поверхностью.

Вельбот и две шлюпки медленно пробираются между многочисленными мелями и банками. Справа и слева сквозь густую завесу из дождевых капель вырисовываются неопределенными, расплывчатыми силуэтами берега. Они то появляются, то исчезают в отдалении. Размеренно скрипят весла в уключинах, с легкими всплесками опускаясь в воду.

На кормовой банке вельбота капитан-лейтенант Невельской и мичман Гроте. Не спуская глаз с водной поверхности, капитан-лейтенант дает команды рулевому и ведет разговор с молодым офицером.

— Посмотрите, Геннадий Иванович, — говорит мичман, — как тесно сходятся впереди берега. Они вот-вот совершенно сомкнутся. И эти мели, которым нет ни конца, ни края… Разве все это не свидетельствует о том, что Сахалин соединен с материком?..

— Не спешите с выводами, мичман, не спешите. Еще немного терпения, и, если ваше предположение верно, оно подтвердится в самом скором времени — мы недалеки от цели.

— Никак не возьму в толк, Геннадий Иванович, для чего вы затеяли все это? Стоит ли тратить время на бесплодные поиски. Ведь главное уже сделано: доказано, что лиман Амура судоходен, что в него могут входить морские суда достаточно большой осадки…

— Мой юный друг, — в голосе Невельского слышится ласковая усмешка, — я счастлив, что нам удалось сделать столь важное для нашей страны открытие, но согласитесь со мной, что этого могло и не быть, если бы мы с вами не проявили должной настойчивости и упорства…

— О да! — пылко восклицает мичман.

— А теперь предположите на мгновение, что, посадив наш «Байкал» на мель один раз, другой, мы отказались бы от дальнейших попыток проникнуть в лиман и повернули обратно. Что тогда? Не трудитесь, я сам отвечу на поставленный вопрос… Мы бы уподобились нашим предшественникам, свидетельства которых (теперь мы можем уже смело утверждать — ошибочные) побудили в свое время государя-императора начертать на рапорте правителя Российско-Американской компании Фердинанда Петровича Врангеля резолюцию… Вы знаете, мичман, ее содержание?