Гремучий ручей - [104]

– Сева, тут люк над головой. Я не смогу… нужен мужчина.

Нужен мужчина. Наконец-то, и он пригодился.

– Поддержи его. – В темноте он притулил Митяя к стене, нашарил Татьянину руку. – Где люк?

– Прямо над нами.

На мгновении лицо Севы опалило жаркое дыхание. А щеки коснулись нежные губы. А может, показалось… В этом подземелье реальность искажалась, превращая нереальное в реальное и наоборот.

Всеволод вскинул руки, нашарил над головой деревянный люк, уперся ладонями, поднажал. В какой-то момент показалось, что ничего не выйдет, что там, над головой, тонны и тонны земли, что они погребены тут заживо. Но нахлынувшую было панику тут же сменила надежда, потому что люк начал поддаваться, а в образовавшуюся щель хлынул свежий воздух и мутный лунный свет.

Всеволод высунул голову. Подземный ход заканчивался в оранжерее, в самом дальнем ее углу, за голым остовом какого-то куста. Наверное, летом, когда куст разрастется, люк этот будет совсем незаметен. Впрочем, он и сейчас незаметен. Нужно лишь забросать его землей.

Сева выбрался первым, помог Татьяне вытащить на поверхность уже начинающего приходить в себя Митяя, помог ей самой. Потянул вверх, прижал к себе, задержался чуть дольше приличного, принюхиваясь к тонкому травяному аромату, исходящему от ее кожи. Отпустил бы раньше, но она замерла, не вырывалась. Только сердце ее билось часто-часто…

– Луна… – Из ступора их вывел сиплый голос. Митяй сидел на земле, запрокинув белое лицо к небу. – Настоящая луна, что ли?..

– Настоящая. – Татьяна выскользнула из Севиных объятий, бросилась к Митяю.

– Снова морочишь, да? – В голосе Митяя слышалась тоска. – Показываешь всякое…

– Не морочу, Митенька. – Татьяна встала перед ним на колени. – Не морочу. Посмотри на меня. В глаза мне посмотри, и сам все поймешь…

* * *

…Что она наделала?! Какую непозволительную ошибку допустила, заглянув Митяю в глаза! Нет, не в глаза заглянув, а в самую душу. Душа эта была выжжена едва ли не дотла. Чернота и ужас – вот что осталось с той стороны. А еще маленький огонек надежды, слабый, едва заметный в беспросветной тьме, населенной чудовищами. Про чудовищ Митяй теперь знал все. Знал, чем живут. Знал, чем питаются… И от знания этого выворачивало наизнанку не хуже, чем от ужаса. Таня теперь тоже знала, словно в бездонный омут окунулась с головой. И там, в омуте чужих кошмаров, ее схватили невидимые лапы, завертели, потянули. Она закричала, забилась, пытаясь высвободиться из этих смертельных объятий, но они держали крепко. Держали, шептали что-то на ухо, а потом ударили – не больно, но ощутимо. Кошмар сразу же закончился, Таня открыла глаза. И так же, как до этого Митяй, первым делом увидела серп луны. Двурогий, острый – точно такой, каким его видела Габриэла Бартане много лет назад.

– Прости. – двурогий месяц заслонила сначала одна всклокоченная голова, потом другая. Сева и Митяй смотрели на нее сверху вниз. Сева – встревоженно, Митяй недоверчиво. А сама она лежала на спине, и сквозь тонкую ткань пальто чувствовала идущие от земли холод и тихую, едва уловимую вибрацию. Вибрация эта была похожа на мурлыкание огромной кошки, она не пугала, а успокаивала.

– С тобой что-то случилось. – В голосе Всеволода слышалась вина. – Приступ какой-то… Ты закричала и упала. А кричать нельзя. Ты ведь понимаешь, Таня?

Кричать нельзя. Она понимала. Но как не закричать после увиденного? Почему Митяй не кричит?..

– Больно? – Она осторожно коснулась Митяевой шеи.

Он дернул некогда морковно-рыжей, а сейчас совершенно белой головой, просипел с насмешкой:

– До свадьбы заживет.

Шутит. А раз шутит, значит, все еще можно исправить. Главное, не рассказывать ему сейчас про мать и отца. Не нужно ему это пока…

– Что теперь? – Митяй, казалось, пришел в себя раньше, чем Таня и Всеволод. – Вытянули вы меня из фашистского застенка, а дальше? План у вас какой?

Сказать по правде, плана не было никакого. Да и какой мог быть план, когда счет шел на минуты? Таня беспомощно глянула на Всеволода. Тот нахмурился. По всему выходило, что плана и у него нет тоже.

– Ясно… – Митяй попытался встать на ноги, но тут же рухнул обратно. Злость к нему вернулась, а вот силы, похоже, вернутся еще очень нескоро. – Уходить нужно. – Сказал и снова попытался встать. Упрямый…

– Куда? – спросил Всеволод зло. – На воротах охрана.

– Я знаю дорогу. Тут на периметре есть запасная калитка. Через нее меня… – Он осекся, яростно сверкнул глазами. – Это где-то за водонапорной башней, той, в которой меня… – И снова осекся.

– Я знаю про башню, – сказал Всеволод, и Таня глянула на него удивленно. – Был внутри.

– Был?.. – И без того бескровное лицо Митяя посерело. – А их видел?

– Видел. – Всеволод коротко кивнул.

– Это ведьма… Она сказала, у каждого свои игрушки…

– О чем вы? – Таня ничего не понимала, но хотела знать.

– Потом! – Всеволод помог Митяю встать на ноги. – Нам нужно уходить. Слышишь?

Татьяна слышала. Возбужденные голоса, собачий лай. Чувствовала запах гари. Наверное, окажись они чуть ближе к часовне, увидели бы и дым. Пожар поднял переполох в усадьбе. По территории наверняка рыщут немцы. Фон Клейст с ведьмой тоже рыщут. В поисках своих потерянных игрушек. У каждого своя игрушка. Одна безвозвратно сломанная, а вторая похищенная. Сломался ли Митяй? Понять сейчас сложно. Таня очень надеялась, что нет, но понимала: держится он сейчас исключительно на одной лишь ярости. Сил у него меньше, чем у котенка. В каком-то смысле он для них обуза. Без него было бы быстрее и легче. Вот только затевалось это все ради него! И было бы глупо остаться в усадьбе и попасться во второй раз. Но здесь в заложниках у фон Клейстов окажутся бабушка, тетя Шура и ребята. И несложно догадаться, что с ними станет. А это значит, что кто-то должен остаться, хотя бы попытаться предупредить остальных, рассказать про запасную калитку.