Грек Зорба - [47]
- Что это ещё за чудо, хозяин? - спросил Зорба, повернувшись. - Всё идёт у меня шиворот-навыворот. Ребёнком я походил на маленького старичка: неуклюжий, говорил мало, у меня был грубый низкий голос старого человека. Считалось, что я похож на своего деда! Но с возрастом я становился всё легкомысленней. В двадцать лет начал делать глупости, правда, не часто, как и положено в этом возрасте. В сорок лет почувствовал себя юношей и стал здорово глупить. Теперь же, когда мне перевалило за шестьдесят (за шестьдесят пять, хозяин, но это между нами), честное слово, мир стал тесен для меня! Можешь ли ты объяснить это, хозяин? Он поднял свой стакан и, повернувшись к своей даме, сказал с серьёзным видом:
- За твоё здоровье, моя Бубулина. Желаю тебе, - продолжал он не менее серьёзно, - чтобы у тебя в этом году выросли зубы, появились красивые тонкие брови, и чтобы кожа твоя стала свежей и нежной, как у персика! Тогда ты выкинешь к чёрту эти грязные ленточки! А ещё я тебе желаю новую революцию на Крите, пусть вернутся четыре великих державы, дорогая Бубулина, со своими флотами, каждый флот имел бы своего адмирала, а каждый адмирал завитую и надушенную бороду. А ты, моя сирена, вознесёшься над флотами, исполняя свою нежную песню.
Говоря это, он погладил своей огромной лапищей отвислую и дряблую грудь милой дамы.
Зорба был снова охвачен пламенем, голос его стал хриплым от желания. Я рассмеялся. Однажды в кино я видел турецкого пашу, который расшалился в парижском кабаре. На его коленях сидела молоденькая блондинка, и когда он распалился, кисть его фески начала медленно подниматься, затем замерев на какое-то время в горизонтальном положении, резко устремилась вверх.
- Ты чего смеешься, хозяин? - спросил Зорба. Милая дама всё ещё находилась во власти слов своего поклонника.
- Ах, Зорба, - сказала она, - разве это возможно? Молодость уходит… безвозвратно. Зорба снова придвинулся, стулья коснулись друг друга.
- Послушай, моя милая, - сказал он, расстёгивая третью, последнюю пуговицу на корсаже мадам Гортензии. - Послушай, какой подарок я тебе преподнесу: нынче есть такие врачи, которые делают чудеса. Дают капли или порошок, я уж не знаю, - и снова тебе двадцать лет, самое большее двадцать пять. Не плачь, моя хорошая, я тебе выпишу врача из Европы… Наша старушка-сирена вздрогнула. Блестящая и красноватая кожа её головы просвечивала сквозь поредевшие волосы. Она обхватила большими, пухлыми руками шею Зорбы.
- Если это капли, мой милый, - проворковала она, ласкаясь к нему, как кошка, - то ты мне закажи целую бутыль. Если же это порошок…
- То целый мешок, - продолжил Зорба, расстегнув третью пуговицу.
Коты, угомонившиеся на некоторое время, вновь начали завывать. Один из них жалобно мяукал, словно о чём-то умолял, другой злился и угрожал…
Наша добрая дама зевала, глаза её сделались томными.
- Ты слышишь этих мерзких животных? У них совсем нет стыда… - шептала она, усаживаясь к Зорбе на колени. Дама прижалась к нему и вздохнула. Она выпила немного больше, чем нужно, взор её затуманился.
- О чём ты думаешь, моя киса? - сказал Зорба, сжав ей грудь обеими руками.
- Александрия… - шептала, всхлипывая русалка путешественница, - Александрия… Бейрут… Константинополь… турки, арабы, шербет, золочёные сандалии, красные фески… Она снова вздохнула.
- Когда Али-бей оставался со мной на ночь - какие усы, какие брови, какие руки! - он звал музыкантов, игравших на тамбурине и флейте, кидал им деньги из окна, и они играли у меня во дворе до утренней зари. Соседи помирали от зависти, они говорили: «Али-бей опять проводит ночь с дамой»… Потом, в Константинополе, Сулейман-паша не позволял мне по пятницам выходить прогуляться. Он боялся, что меня по пути в мечеть увидит султан и, ослеплённый моей красотой, прикажет украсть. По утрам, когда Сулейман выходил от меня, он ставил трёх негров у моей двери, чтобы ни один мужчина не мог приблизиться… Ах! Мой маленький Сулейман!
Она достала из-под корсажа большой носовой платок в клетку и со вздохом, словно морская черепаха, прикусила его.
Разозлённый Зорба высвободился из объятий дамы, усадил её на соседний стул и поднялся. Тяжело дыша, он прошёлся по комнате два-три раза, потом ему показалось здесь слишком тесно и, схватив палку, он выбежал во двор, приставил к стене стремянку. Я увидел, как он с сердитым видом поднялся по ступенькам.
- Кого ты хочешь поколотить, Зорба, - крикнул я, - не Сулеймана ли пашу?
- Этих мерзких котов, - прорычал он, - они никак не хотят оставить меня в покое!
И одним прыжком он перескочил на крышу.
Мадам Гортензия, пьяная, с распущенными волосами, закрыла, наконец, глаза, которые столько раз целовали. Сон унёс её к большим восточным городам - в закрытые сады, мрачные гаремы, к влюблённым пашам. Он заставил её пересечь море, и она видела себя в минуты греха. Она забрасывала четыре удочки и ловила четыре больших линкора.
Искупавшаяся, освежённая морем, старая русалка счастливо улыбалась своим снам. Вошёл Зорба, помахивая своей тростью.
- Она спит? - спросил он, посмотрев на неё. - Она спит, шлюха?
- Да, - ответил я, - она была украдена тем, что возвращает молодость старикам, Зорба-паша, то есть сном. Сейчас ей двадцать лет и она прогуливается по Александрии и Бейруту…
Никос Казанздакис – признанный классик мировой литературы и едва ли не самый популярный греческий писатель XX века. Роман «Капитан Михалис» (1953) является вершиной творчества автора. В центре произведения – события критского восстания 1889 года, долгая и мучительная борьба населения острова против турецкого гнета. Впрочем, это лишь поверхностный взгляд на сюжет. На Крите разворачивается квинтэссенция Войны, как таковой: последнее и главное сражение Человека за Свободу. На русском языке публикуется впервые.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.
«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.
Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Что вы сделаете, если здоровенный хулиган даст вам пинка или плюнет в лицо? Броситесь в драку, рискуя быть покалеченным, стерпите обиду или выкинете что-то куда более неожиданное? Главному герою, одаренному подростку из интеллигентной семьи, пришлось ответить на эти вопросы самостоятельно. Уходя от традиционных моральных принципов, он не представляет, какой отпечаток это наложит на его взросление и отношения с женщинами.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.