Греховная невинность - [13]

Откашлявшись, он поднял голову.

– Благодарю вас, леди Фенимор. Я буду бережно хранить ваш дар и, надеюсь, сумею достойно им распорядиться. Жаль, что я не знал вас раньше.

– О, преподобный, если вам и теперь доставляет удовольствие мое общество… А сейчас закройте, пожалуйста, дверь, я собираюсь вам кое в чем исповедаться. И я не хочу, чтобы меня слышала Дженни или кто-то еще.

О! Адам невольно задумался, сколько еще неожиданностей его подстерегает. Поднявшись, он закрыл дверь и вернулся к стулу.

– Возможно, вас это удивит, молодой человек, но в былые дни я была хороша собой.

– Не сомневаюсь. У вас удивительные глаза.

– Такой молодой человек, как вы, флиртует со старухой вроде меня, – весело фыркнула леди Фенимор. – Постыдились бы! А еще духовное лицо.

– Да, вы правы, я слаб, приношу покаяние в грехах своих.

Почтенная дама не удержалась от смеха и снова зашлась в приступе кашля, а после, отдышавшись, потянулась за платком. Адам терпеливо ждал. Она прочистила горло.

– Какая жалость, что в конце концов вы женитесь на одной из этих деревенских куриц и обзаведетесь выводком красивых, но скучных детишек.

– Подумайте, леди Фенимор, возможно, вы оказываете плохую услугу молодым девицам Пеннироял-Грин.

– Но так и случится, если только не вмешается случай. Как в истории с той девчонкой Редмонд.

– Теперь мисс Вайолет Редмонд замужем за графом. – Адаму не было нужды спрашивать, о какой девчонке Редмонд идет речь. Все в городке знали, что однажды Вайолет, поссорившись с поклонником, угрожала броситься в колодец и едва не выполнила свою угрозу – пришлось оттаскивать ее от края.

«Возможно, все графини отличаются вздорным характером», – пришло в голову Адаму.

– Но ведь он не настоящий граф, а какой-то полудикарь, верно? Одним словом, американец, – презрительно скривилась пожилая леди.

– Графу Ардмею даровал титул сам король.

– Король… – пренебрежительно фыркнула леди Фенимор, будто происхождение короля тоже представлялось ей сомнительным. – Но, как я уже сказала, преподобный, только брак и супружеское ложе способны открыть глаза мокрой курице, превратив ее в женщину. – Адама не смутило, что разговор с прихожанкой вдруг свернул на столь щекотливую тему, как брачный альков, – история его жизни в целом, да и события этого дня научили его ничему не удивляться. – Да, все они курицы. Скучные и пугливые. А я иногда люблю бросить вызов судьбе! Однако всякой благовоспитанной молодой женщине полагается быть курицей, и долг ее матери – позаботиться об этом, – добавила леди Фенимор тоном, не терпящим возражений. – Моя Дженни тоже курица.

Адам подумал о Дженни, мягкой и уступчивой, но тотчас его мысли обратились к другой женщине – воспоминание кольнуло пастора, словно заноза. Он вновь услышал резкий ирландский выговор графини Уэррен и ее протяжный вопль: «Ах ты, проклятый здоровенный…» Уж эта особа определенно не была курицей. Хотя Адам представления не имел, кто ее воспитывал. И как ее, собственно, следовало бы назвать.

– А теперь я кое-что скажу вам, молодой человек. Это слишком давно терзает меня, а мне недолго осталось жить, сами знаете.

– Только с ваших слов, – беззаботным тоном отозвался Адам.

Пальцы старой женщины скользнули по покрывалу и нашли руку пастора. Он сжал ее сухую, почти бесплотную ладонь, в которой, казалось, остались лишь кости, обтянутые ветхим шелком. Однако в этой руке еще сохранилась сила.

– Хочу, чтобы вы знали: я исправно посещала все службы, пока не стала немощной. Я читала Святое Писание и всегда старалась следовать заповедям Господним. Я была хорошей женой и очень любила мужа. Но… отец Дженни – не лорд Фенимор. Будучи замужем, я любила и другого мужчину.

Адам понадеялся, что пожилая леди не почувствовала, как окаменела его рука.

Неожиданное признание потрясло пастора. Подобный поступок не назовешь мелким прегрешением.

Услышанное совершенно не укладывалось в его представления о леди Фенимор. Он быстро справился с первым бессознательным порывом возмущения и подавил в себе осуждение – они оба знали, что старая дама поступила дурно. Адам понимал, что признание далось ей нелегко. Теперь ему хотелось знать лишь одно: чего она ожидала от него.

И снова, в который раз, ему пришлось брести в темноте на ощупь.

Однако Адаму понадобилась короткая пауза, чтобы побороть замешательство и вновь обрести равновесие.

– Вы сожалеете об этом? – осторожно начал он.

– Боже упаси, нет. Нисколько не жалею, – с явным удовольствием заявила леди Фенимор. – В том-то и беда.

– Но вы просите отпущения греха.

Она тяжело вздохнула.

– Хотелось бы мне иметь смелость сказать: «Нет, меня не заботит, согрешила ли я» и рискнуть предстать перед судом Всевышнего. Но я вот-вот встречусь с Творцом, и раз уж Он посчитал нужным назначить вас моим духовным отцом, шепните мне, как… получить местечко на небесах. Я вовсе не горю желанием вступать в пререкания со Святым Петром у небесных врат или столкнуться с каким-нибудь еще неприятным сюрпризом. В ад мне никак нельзя. У меня нет подходящего гардероба.

– Вы были замужем за лордом Фенимором, когда встретили отца Дженни?

– Да. – Если леди Фенимор искала название для своего греха, то имя ему было – «прелюбодеяние», впрочем, это понимали они оба. – Возможно, вам это неизвестно, преподобный, но любовь – истинная любовь, та, что поражает вас внезапно, как молния, – мало похожа на братскую христианскую любовь, о которой упоминается в Первом Послании Павла к коринфянам. «Любовь долготерпит… не бесчинствует, не ищет своего… не мыслит зла» – все это ерунда. О подлинной, земной любви говорится в «Песни Песней» царя Соломона. Любовь – это мучительная ревность, бушующий огонь и бурлящий поток. Это неукротимая стихия, несущая разрушение. Сомневаюсь, что даже вы смогли бы сопротивляться ей, если бы вдруг она настигла вас, неважно где и когда. Не уверена, что пожелала бы вам пережить такое. Любовь… это прекрасное страдание. Законы Божии и человеческие говорят нам, как жить, но Господь создал нас существами из плоти и крови, верно? И ваша красивая плоть, мой дорогой мальчик, похоже, настоящее испытание для священника. Сдерживайте свои порывы и желания, Бог вам в помощь. Пока не появилось настоящее искушение.