Греческий мир в доклассическую эпоху - [9]

Такой переворот повлек за собой и политические перемены. Военные новшества не благоприятствовали бедноте, потому что все гоплиты были обязаны оплачивать свое снаряжение, а для этого им требовалось обладать достаточным имуществом. Но хотя среди гоплитов наибольшим воодушевлением, пожалуй, отличалась знать, отнюдь не все эти воители имели аристократическое происхождение; в действительности им могла похвастаться лишь незначительная часть пехотинцев. В то же время именно эти люди, защитники государства, как заметил Аристотель, в конечном итоге контролировали его и задавали тон³⁴ (например, требуя себе равной доли при дележе любой добычи). Таким образом, хотя своим возникновением гоплиты были обязаны знати, стремившейся обезопасить свое правление (и усматривавшей политическую целесообразность в том, чтобы эта воинственная роль выпала лишь относительно богатым гражданам), само возникновение этого воинского слоя постепенно привело к расширению правящего сословия за счет незнатного люда а тем самым и ускорило крах прежнего правления.

Между тем и прочие явления эпохи вели к тому же. Распахнувшись для контактов с внешним миром, Средиземноморье, как мы уже отмечали, значительно расширило торговлю. Правда, и аристократы не чуждались покровительства или даже участия в торговле, но со временем в этой области неизбежно выдвинулись и обрели влияние люди незнатного происхождения. Кроме того, многие стороны греческой жизни подверглись изменениям в связи с тем, что в обращение был введен несколько преобразованный финикийский или северно-сирийский алфавит (вероятно, при посредничестве северно-сирийских портов и Халкиды —* см. Главу VI, раздел 4, и Приложение I)³⁵, — после пяти веков безграмотности, наступившей после исчезновения микенского линейного письма Б.

Появление новой письменности привело к быстрому росту грамотности³⁶. Кроме того, хотя все договоры греков — народа словоохотливого — продолжали сохранять устный характер, новое алфавитное письмо вскоре превратилось в орудие общественных, мирских целей. В частности, люди ощутили потребность иметь перед глазами законы (νόμοι) своего города; времена, когда цари и знать по своему изволению навязывали народу «богоданные» законоположения (θεσμοί), канули в прошлое³⁷. Так в городах появились первые законодатели; пусть даже Ликург в Спарте — фигура мифическая, зато на Крите (где сохранившиеся фрагменты самого раннего из известных сводов законов происходят из Дрера) с законами для обсуждения выступил Фалет, а его примеру последовали Залевк (считавшийся его учеником) в Локрах Эпизефирий-ских на юге Италии, а также Харонд в Катане на Сицилии и в других городах. Два последних примера крайне значимы, потому что в новых городах, основанных на западе, возникала особенно острая потребность в писаных законах, ибо там жизнь людей отличалась большей свободой, что порождало неизбежные столкновения между выходцами из различных метрополий; законы же были призваны сплотить эти разнородные гражданские элементы. Впрочем, сходные явления наблюдались и в метрополиях — прежде всего в Афинах, Фивах и Коринфе.

Последующим поколениям эти законы показались суровыми. Действительно, власти многих городов, записывая законы, стремились, по-видимому, скорее к подавлению любой вольности и распущенности, нежели к их поощрению. Однако итог оказался совсем противоположным: само появление писаных законов внушило гражданам новую мысль о своих правах и возможностях, что привело (как и предсказывали ранее аристократы, угрюмо противившиеся новшеству) к реформам или, чаще всего, к неоправдывавшимся надеждам на реформы. Такова была суть второго явления, исподволь упорно подтачивавшего аристократические режимы.

Алфавит появился как раз вовремя: возникла возможность записать недавно завершенные Илиаду и Одиссею. Эти эпические поэмы были сочинены устно и исполнялись под сопровождение рудиментарной лиры (форминги — <р6рцгу£ или кифары — кгОосрц). Размером был величественный и в то же время вольно· льющийся гекзаметр (шесть дактилических стоп — сочетаний одного долгого и двух кратких слогов, иногда перебивавшихся спондеями — двумя долгими стопами³⁸, — что вносило разнообразие в скорость, движение, тон и настроение стиха). Авторство обеих поэм принадлежит аэду Гомеру, хотя многие не согласны с такой точкой зрения (Глава V, раздел 1). Оба творения, благодаря непревзойденной поэтической мощи и нетленной значимости образов, превратились в важнейшее воспитательное орудие, которому суждено было влиять на греков грядущих веков и вдохновлять их на собственные подвиги и свершения.

Совершенно иной эпос, приписывающийся Гесиоду из Беотии в Средней Греции, появился, как принято считать, чуть позже гомеровских поэм, ибо там описаны более поздние и менее «героические» формы общества. Это были поэмы Теогония, предвосхитившая более серьезные философские споры о сотворении вселенной, и Труды и дни, произведение более раннее (Глава IV, раздел 4). Однако такой подход к датировке гомеровского и гесиодовского эпоса едва ли пра-вомерен, потому что оба поэта творили, повинуясь художественному воображению, а не современной им исторической правде. Кроме того, они жили в весьма несходных и удален-ных друг от друга регйонах, где сам жизненный уклад и процессы развития нимало не совпадали и не шли параллельно.