Греческий мир в доклассическую эпоху - [31]

Вышло так, что Народное собрание раскололось на три основные группировки, возглавляемые аристократами. Позднее эти три «партии» получили прозвания педиеев (яебгец, то есть «жителей равнины»), паралиев (яарбХюц «жителей приморья») и диакриев (бихкрюц «жителей гор»). Такой сугубо географический — в обход всех прежних — принцип разделения не учитывал действительного состава этих объединений — сложного и текучего, — и неоправданно отвлекал внимание от распрей, коренившихся исключительно в личной или межсемейной вражде. Следственно, в этих трех «фракциях» надлежит усматривать скорее расхожие понятия или ярлыки, нежели четко обозначенные географические единицы, — хотя они и вправду отражали более или менее прочные связи с тремя регионами Аттики, и возможно, были названы в честь тех областей, откуда происходили предводители группировок.

Среди педиеев преобладали древние семейства евпатридов, которым были не по нраву солоновские реформы. Паралии насчитывали многочисленных ремесленников и торговцев (демиургов и оргеонов), выступавших за умеренное солоновское законодательство. Их возглавили представители рода Алкмео-нидов, вернувшиеся из изгнания за убийство сообщников Ки-лона и разделявшие сравнительно передовые взгляды Солона. Основную массу диакриев (возможно, «отпочковавшихся» от паралиев) представляли пастухи и сельские наемники, трудившиеся в крупных поместьях, особенно в северо-восточной Аттике. Дарованное Солоном освобождение от долговой кабалы не смогло окончательно избавить их от нужды — или успокоить радикальные демократические настроения, вызванные этими лишениями.

Однако не следует полагать, будто за годы, последовавшие за реформами Солона, не произошло никаких политических перемен и потрясений. Ибо как раз на это время выпал бурный всплеск художественной деятельности: ваятели и художники, работавшие в ту пору в Афинах, напрямую предвосхитили славнейшие достижения грядущих эпох. Так, целая процессия куросов — изваяний обнаженных юношей (эта форма искусства, очевидно, возникла на Наксосе и Паросе — богатых мрамором островах Кикладского архипелага) — нашла свое памятное завершение в фигуре Мосхофора — юноши, несущего на плечах теленка. Эту сложно выстроенную, мастерски сработанную скульптуру с тонко выточенными деталями даритель (Р?)омб, сын (П?)ала, посвятил некоему божеству — возможно, Афине (ок. 570/560 гг. до н. э.).

Примерно в ту же пору гончар Эрготим и вазописец Кли-тий, афиняне, ознаменовали отход от протоаттического стиля в вазописи, в меру яркого, — создав кратер, известный в наше время как «ваза Франсуа». Он был найден в Клузии (Кьюзи) в Этрурии и хранится ныне во Флоренции, в Археологическом музее. Эта богато расписанная ваза 60 см в высоту, в основе своей чернофигурная, но с полихромными вкраплениями, положила начало новой эпохе (видимо, это осознавали и сами мастера — гончар с вазописцем, — так как оба горделиво начертали свои имена на совместном детище). Клитий изобразил на этом кратере 270 фигур, считая людей и животных, со 121 сопровождающей подписью. Он был в первую очередь миниатюристом, сосредоточенным на тончайших деталях, поэтому композиции в целом все еще несколько недостает единства. Вместе с тем это изысканное сплетение фигур и сцен, главным образом мифологического характера, являет взору невиданную дотоле монументальную и повествовательную сложность, какая и не снилась коринфским мастерам (сперва обращавшихся за образцами к афинской вазописи). Ближневосточные мотивы, с которыми, напрямую или косвенно, Клитий мог познакомиться на примере резьбы по металлу или узорчатых тканей, подверглись у него неожиданному переосмыслению. «Ваза Франсуа» явилась настоящим манифестом, предрекшим великолепное будущее аттической керамики и одновременно ознаменовавшим воцарение Афин на том рынке, где прежде безраздельно господствовал Коринф.

В скором времени тот факт, что Коринф окончательно уступил Афинам первенство в торговле и искусстве, был подтвержден бурным развитием чернофигурной керамики, которую стали производить в городе. В этих афинских изделиях фоном служил естественный цвет превосходной красной, бурой или ярко-рыжей глины, добывавшейся со дна Кефиса, местной речки. При обжиге использовались особые крупинки и техника полирования, придававшие вазам ослепительный лоск. На поверхность сосуда наносилась роспись — столь же блестящей черной краской, обладавшей почти непобедимой прочностью. Тонко процарапанные очертания создавали сильное впечатление органичного внутрипространственного движения. Эти чернофигурные вазы представляли самобытным мастерам упоительную свободу, одновременно удерживая их в рамках заданных возможностей.

Среди мастеров чернофигурного стиля особо выделялись двое. Одним был «вазописец Амасис» — возможно, он же и гончар, подписывавший свои вазы этим именем (если это так, мы имеем дело с редким случаем, когда гончар сам расписывал собственные сосуды). Амасис работал приблизительно в 561–514 гг. до н. э., и за этот длительный период он перебрал великое множество тем и сюжетов, как из мифологии, так и из повседневного быта