Греческий мир в доклассическую эпоху - [18]

Античные авторы, которым были по душе полярные противоположности, предпочитали просто разделять всех людей на свободных и рабов. Это как будто заставляло их забывать о существовании разных прочих категорий людей, не принадлежавших к числу граждан, — людей, занимавших промежуточное положение между гражданами и рабами. Например, в Афинах и других городах жили метэки (цётоисоц теша, поселенцы-чужаки), принимавшие большое участие в делах общины, игравшие важную роль в ремеслах, торговле, но не обладавшие гражданским статусом.

В Спарте же, как и во многих других местах, существовала еще одна категория жителей, носивших название периэков (7сер1оисо1, репоес1)_у буквально «окрестных обитателей»⁶¹. Они жили в собственных городках и деревушках, но трудились на благо полиса и гоже па равные лады за и торговлей. Но и они были лишены и подвластной Спарте Лаконии, а также а ынимались ремеслами политических при». В и ряде других греческих областей (под другими именами), существовали Нередко они были потомками коренных жителей. Они были не рабами в полном смысле слова, а чем-то вроде государственных крепостных, и следе гиен по, зачастую таили весьма разрушительную силу.

Однако самой многочисленной частью населения греческих полисов, исключенной из политической жизни, были женщины. Какие-либо обобщения на сей счет практически невозможны — во-первых, потому что единственные свидетельства о них дошли до нас исключительно из «мужских» источников; а во-вторых (коль скоро мы располагаем хоть какими-нибудь сведениями), пегому что положение женщин чрезвычайно разнилось от одного греческого полиса к другому.

На западном побережье Малой Азии и соседних островах уже в глубокой древности можно различить намеки на изрядное женское влияние, впоследствии значительно ослабшее. Гомеровские женщины, чьи образы явно отражали действительность той эпохи (хотя здесь нет места твердой уверенности — Глава V, раздел 5), пусть и не принимают в самом деле важнейших решений, зато играют весомую второстепенную роль в описываемых событиях. Но позже поэзия Сапфо (р. ок. 612 г. до н. э.) рассказывает о существовании на Лесбосе женского общества, пользовавшегося упоительной свободой в жизни и самостоятельностью в чувствах. Но даже на островах бытовало совершенно иное отношение к женщинам, живое свидетельство чему — безудержное злословие Семонида Аморгского (происходившего с Самоса — Глава V, раздел 1). А в Балканской Греции провозвестником будущих нравов стал Гесиод, испытывавший перед женщинами панический страх, который сквозит в мифе о Пандоре).

Для более позднего периода некоторые обобщения становятся возможными, хотя и здесь мы вынуждены полагаться большей частью на афинские свидетельства (а в Афинах женщины пользовались, по-видимому, меньшей свободой, чем почти во всех других греческих землях). Следует отметить, что Спарта и Крит являли более благоприятную картину, а в Кирене в конце VI века до н. э. женщина по имени Феретима даже стала диктатором — предтечей цариц эллинистической эпохи. И все же до наступления этой эпохи женщины, как правило, не обладали гражданством своих полисов, не занимали государственных должностей и были напрочь отлучены от политической деятельности. К тому же им не разрешалось заправлять собственными делами, и по закону каждая женщина находилась под опекой какого-либо мужчины. Не имели женщины и законного права распоряжаться своим имуществом. Разумеется, семейные привязанности были достаточно крепки, как и везде (чему свидетели — надгробные памятники), и было бы нелепо отрицать, что женщины оставались незаменимы во всякого рода домашних делах. Геродот же не боится зайти дальше, пусть косвенно, но все настойчивей подчеркивая женскую роль — наравне с мужской — в учреждении и сохранении общественного порядка.

Однако, как и во многих других отношениях, такой взгляд скорее представлял исключение из правил. Куда более расхожей была позиция Гесиода и Семонида. Бесчисленные литературные произведения греков обнаруживают их жгучую ненависть к женщинам — а вернее сказать, отражают глубоко затаенный страх перед женщинами и перед тем, что они способны натворить. Ибо в этом обществе, где власть оставалась исключительно мужским уделом, где бытовал обширный сексуальный лексикон, а во время празднеств царила преувеличенная непристойность, существовал своего рода любопытный «апартеид» сексуального свойства. Невзирая на то, что женщины были необходимы для продолжения рода, в мужском сознании они служили воплощением таинственной, грозной, нечистой, «чуждой» стихии. Греков не покидали опасения, что эта временно укрощенная стихия вдруг взбунтуется и вырвется прочь из положенных ей пределов.

Такова была подоплека мощных и драматичных женских образов в греческой мифологии и литературе, где нередко изображены картины, любопытным образом противопоставленные подлинному ограниченному положению женщин в греческой жизни. Такова, например, подоплека мифа о воинственных амазонках, комического перевертывания половых ролей в аттической комедии, а также женских трагедийных персонажей — жутких, жестоких, ведомых злым роком. Трагедия Еврипида Вакханки получила название от прозвища менад, растерзавших царя Пенфея, — служительниц бога Диониса.