Греческие древности. Быт, право, государственность - [90]
По окончании предварительного следствия все документы, свидетельские показания и другие доказательства, представленные обеими сторонами, были запираемы чиновником, производившим следствие, в медные или глиняные сосуды (εχινοι, особые для каждой стороны), которые тут же запечатывались, так что впоследствии уже нельзя было представлять новых документов или при судоговорении ссылаться на документы, не находящиеся в ехине. Поэтому у ораторов встречаются выражения типа: «я представил бы и свидетелей, если бы ящик не был уже запечатан».
Если обвиняемый или ответчик при предварительном следствии прямо признавал жалобу правильною или неправильною, не представляя дальнейших возражений, то процесс шел «прямым путем» (ευθυδικια). Но ему предоставлялось право подать письменный протест (παραγραφη) о неправильности жалобы; этот протест разбирался судом раньше (причем обвиняемый являлся уже обвинителем и потому имел первое слово), и если истец не мог доказать неосновательности его, то все дело прекращалось. В протесте ответчик мог заявить, что жалоба неосновательна, или что суд уже разбирал его дело и оправдал его, или что прошла уже юридическая давность (προθεσµια – 5 лет), что дело начато не тем порядком, которым следовало бы начать (например, если было начато посредством исангелии вместо γραφης παρανοµων, или как δικη δηµοσια вместо δικη ιδια), или не у того магистрата, которому оно подсудно (Поллукс, VIII, 57). После разбора протеста ответчик в случае проигрыша его подвергался обыкновенным порядком дальнейшему преследованию.
Далее, при предварительном следствии та или другая сторона могла посредством свидетельских показаний доказывать, что дело не подлежит суду (διαµαρτυρια). Однако против такого возражения противная сторона могла подавать протест (επισκηψις), вследствие которого возникало новое дело, именно δικη ψευδοµαρτυριων против лжесвидетелей, и лишь по окончании его в пользу жалующегося возобновлялось первоначальное дело.
Если подобные проволочки и препятствия прямому ходу процесса ставились со стороны ответчика и оканчивались не в его пользу, то обыкновенно бывали вредны для него, потому что служили доказательством его неправоты.
Итак, мы видим, что сторонам предоставлялось много способов затягивать дело, начиная новые тяжбы, кроме того, подарки и просьбы часто склоняли чиновников ускорять или замедлять дело, так что предварительное следствие могло тянуться долго. Однако были роды дел, которые должны были решаться в течение одного месяца со дня подачи жалобы (δικαι εµµηνοι), именно дела о приданом (δ. προικος), о нарушении обязанностей члена общества[131] или неуплате взноса (δ. ερανικαι), торговые (δ. εµπορικαι), касающиеся рудников (δ. µεταλλικαι), наконец, дела о неуплате дани или неправильности раскладки ее. Дела эти велись в судах особыми лицами, а именно пятью εισαγωγεις избиравшимися жребием по одному для двух фил.
По окончании следствия назначался день заседания суда (η κυρια), который был объявляем за несколько дней вперед. Заседание открывалось молитвой и жертвоприношением, затем вызывались стороны, секретарь читал жалобу и оправдание, потом стороны произносили речи. Первым говорил, конечно, обвинитель. Обвинять могли несколько лиц по одному делу (тогда первое слово предоставлялось старшему из обвинителей), возражать же им всем обвиняемый или его адвокат должен был в одной речи. В частных делах обе стороны произносили по две речи, в государственных – по одной. В большинстве процессов для речей назначалось определенное время, которое контролировалось посредством водяных часов (κλεψυδρα), находившихся в заведовании особого надзирателя (ο εφ υδωρ); обеим сторонам давалось поровну времени, но количество его изменялось сообразно величине и важности дела; на время чтения законов, свидетельских показаний и других документов клепсидру останавливали (επιλαµβανειν το υδωρ). Чтобы показать свою уверенность в правоте дела, ораторы иногда предлагали противнику говорить еще в срок, назначенный для их собственной речи (λεγε εν τω εµω υδατι), но, конечно, это был только риторический прием.
Хотя закон требовал, чтобы каждый сам вел свое дело, но на практике обе стороны часто приглашали адвокатов (συνηγοροι), если не надеялись на свои силы и красноречие; при этом сам обвинитель или обвиняемый говорил только краткое введение[132]. Часто также обвинитель или обвиняемый произносили речи, сочиненные заранее опытными ораторами за деньги или по дружбе и заученные наизусть.
Во время речи ораторы имели под рукой все представленные при предварительном следствии документы и свидетельства, которые в случае надобности приказывали читать секретарю, чем часто прерывали свою речь; обращались также к свидетелям, которые должны были присутствовать на суде и подтверждать показания, данные на предварительном следствии.
