Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной - [18]
Все, что было сказано об эпосе, применимо — притом, конечно, еще в большей степени — и к остальным сказаниям, с которыми мы знакомимся только по позднейшим источникам и которые отчасти возникли уже под влиянием эпоса. Для реконструкции древнейшей истории подобные мифы ничего не дают.[43] В области римской истории этого не отрицал, со времен Нибура, ни один серьезный исследователь; пора бы нам применить этот вывод и к греческой историографии.
Но эпос является первоклассным источником для изучения политической, хозяйственной и духовной жизни греков в доисторическую эпоху. Однако этим источником надо пользоваться осторожно. „Илиада" и „Одиссея", в той форме, в которой они дошли до нас, составляют результат многовекового развития. Мало того, что отдельные части обеих эпопей возникли в совершенно различные эпохи, но согласно условиям эпической техники, из одной песни в другую было перенесено множество оборотов, стихов и даже целых отрывков. Из подобных повторений состоит почти половина нашей „Илиады" и „Одиссеи", и несомненно, что многие такие формулы были заимствованы из более древних эпических произведений. Эти особенности главным образом и составляют то, что мы называем условным эпическим стилем. Понятно, что они должны были влиять и на содержание; стремясь к чистоте слога, певцы естественно избегали упоминания о таких предметах, которые не встречались в более ранних песнях. Последовательно проводить это правило было, конечно, невозможно, да и сами поэты были далеки от такой педантической приверженности к старине; сплошь и рядом в их произведениях сказываются условия их собственного времени, и тем сильнее, чем дальше отстоит это время от возникновения эпического стиля. Таким образом, „Одиссея" в общем изображает более высокую ступень культурного развития, чем „Илиада", и такая же разница обнаруживается между более древними и позднейшими песнями каждой из этих двух эпопей.
Наряду с эпическими произведениями, уже древность черпала сведения о доисторической культуре греков из археологических памятников, какими являются стены Микен, Тиринфа и других столиц, или гробницы вроде так называемых сокровищниц Атрея и Миния. Но ясное и живое представление о промышленности и искусстве этой отдаленной эпохи дали нам только раскопки, произведенные в течение последних двадцати лет в Трое, Микенах, Тиринфе и других местах. Многочисленные памятники, добытые этим путем, создали новую эпоху в нашем знакомстве с доисторическим бытом греков, и в изучении этого материала наука далеко еще не пришла к окончательным выводам, тем более что изо дня в день приходится отмечать все новые важные открытия. Еще более далекие перспективы, за эпоху разделения племен, открывает нам сравнительное изучение языков и религий, отчасти также сравнительная история права. Понятно, что пользование этими данными требует еще большей осмотрительности, чем пользование эпосом или археологическими памятниками.
Напротив, мы напрасно стали бы искать сведений о доисторическом прошлом греков у древних культурных наций Востока. Из финикийской литературы до нас не дошло ни одной строки, которая имела бы отношение к первоначальной истории Греции, а древнейшие места Библии, упоминающие о греках (яван), относятся к эпохе не ранее конца VII столетия. Ассирийцы также пришли в соприкосновение с греками лишь в сравнительно позднее время; поэтому мы узнаем из клинообразных надписей только то, что знали бы и без них, именно, что большую часть населения Кипра в конце VIII века составляли греки. Правда, иероглифы сообщают о вторжениях в Египет „северных народов"[44] в эпоху девятнадцатой династии, т.е. около 1200 г. до Р.Х.; рядом с ливийцами, в точном смысле (ребу), названо также ливийское племя машауаша, и далее — народы шардана, турша, шакалуша, акайваша и лукка. Эти названия пытались отождествлять с именами сардинцев, тирренцев, сицилийцев, ахейцев и ликийцев, но единственное основание, на которое опираются эти рискованные гипотезы, есть приблизительное однозвучие имен. Несколько позже, при Рамсесе III (ок.1180—1150), Египет снова подвергался нападениям со стороны „северных народов", между которыми на этот раз упоминаются и данаупы. Некоторые ученые видели в последних данайцев, но эта догадка остается простым предположением даже для тех, кто не считает данайцев чисто мифическим образом. Еще и авторы „Илиады", за исключением одного позднейшего места, совершенно не знают Египта, и даже в „Телемахии" путешествие в Египет изображается как чрезвычайно опасное предприятие. Поэтому трудно предположить, чтобы культурные народы, жившие по берегам Эгейского моря, уже в столь раннюю эпоху предпринимали военные походы в Египет, и во всяком случае ни один осторожный исследователь не будет строить исторических комбинаций на таком шатком основании.
На вопрос о времени появления письменности у греков наши предания не дают, конечно, никакого ответа, по той же причине, по которой, говоря словами Гомера, никто не может рассказать о своем рождении как очевидец. Первоначально греки, по-видимому, заимствовали у малоазиатских народов то силлабическое письмо, которое на отдаленном Кипре удержалось до времен Александра, но некогда было распространено на гораздо большем пространстве. Следовательно, греки могли познакомиться с алфавитом только после заселения Кипра, потому что невероятно, чтобы, зная алфавит уже до прибытия на этот остров, они заменили его столь несовершенным письмом. Притом, ко времени принятия алфавита звук „iod", по-видимому, уже исчез из большей части наречий, так как семитическое изображение этого звука было употреблено для обозначения гласной i. Напротив, звук „vau" (дигамма) был еще повсюду в употреблении, чем и объясняется то обстоятельство, что для гласной и (у) пришлось создать новый знак. Таким образом, греческий язык стоял в это время приблизительно на той ступени развития, которую представляет наша „Илиада" В эпосе письмена упоминаются только однажды, притом в таких выражениях, которые ясно показывают, что ни поэт, ни его слушатели не умели читать и со страхом смотрели на таинственные знаки, которые способны перенести выражение наших мыслей в отдаленные страны
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.