Гребень Клеопатры - [29]

Фредерик собрал все свои силы и выдавил: «Да, папа», сгибаясь под тяжестью ружья. Мальчику пришлось вцепиться в него обеими руками, чтобы удержать. Он боялся случайно спустить курок, но надеялся, что ружье стоит на предохранителе, что папе не пришло в голову разнообразить эту и без того жестокую игру.

«Я начинаю отсчет. Пять минут. На старт! Внимание! Марш!»

Отец посмотрел на часы. Теперь он снова говорил спокойно, как обращался к сыну, когда у них бывали гости. Потом подошел к жене.

«Время музицировать?» — поинтересовался он. Мишель ничего не ответила, подошла к роялю, села и начала играть. Это был «Чикаго». Совсем свежий мюзикл. Ноты ей прислали из Америки. История о красивой убийце. Мама с таким энтузиазмом говорила об этом мюзикле.

«When you’re good to Mama, Mama’s good to you».[6]

Фредерик тогда недостаточно хорошо знал английский, чтобы перевести текст, но уже понял — то, что пела мама, имело какое-то отношение к происходящему в их доме. Смех отца преследовал его в прихожей, он слышал его раскаты на фоне маминой песни в каждой комнате, в которую вбегал в поисках места, куда можно было бы надежно спрятать ружье. Фредерик открывал шкафы, даже подумал было о мамином, но не осмелился: ему строго-настрого запрещалось совать нос в ее вещи, и наказание было бы ужасным. Может, спрятать ружье на кухне, за веником? Нет, это невозможно. Фредерику стало по-настоящему страшно, когда он пробегал мимо гостиной и увидел, что папа сидит на диване и слушает музыку. Он не собирался подглядывать за ним. Отец был спокоен и уверен в себе. Он придет через пять минут. Не раньше и не позже. «Мы, мужчины, держим слово».

Фредерик схватился за ручку входной двери с мыслью спрятать ружье в лесу, но понял, что это опасно. У отца ружей много, но если пропадет хоть одно, он придет в ярость, и тогда с Лисен и остальными будет покончено. К тому же мальчик боялся подходить к клетке. Если кто-то из крольчат высунет мордочку ему навстречу, у него случится истерика, и он уже ничем не сможет им помочь.

«Спокойно, Фредерик, спокойно. Куда папа никогда не заходит? О чем он не знает? Есть ли в доме такие места?» Он пытался унять дрожь, сотрясавшую тело, и рассуждать спокойно. И наконец вспомнил. Его собственная комната! Туда папа заходил, только чтобы проверить, навел ли сын порядок. Фредерик побежал к себе, бросил взгляд на заправленную постель, стул с одеждой, шкаф с игрушками, книжную полку, ковер на полу и желтые шторы. Увидел ножницы, клей, краски, бумагу на полу, где он сидел и рисовал пару часов назад, не подозревая, что его относительно спокойный мирок окажется под угрозой. Мамин голос.

Давай все делать вместе,

До последних дней.

Мама вас погладит,

Коль добры вы к ней.

И тут его осенило. Он бросился к кровати, вытащил матрас, обтянутый полосатой тканью. Схватив ножницы, разрезал ее. Краем уха Фредерик слышал, как из гостиной донеслось: «Осталось две минуты». Мама продолжала петь о том, как все хорошо теперь. Женщину отпустили, несмотря на то, что она убила своего мужа. Пребывание в тюрьме положило начало ее карьере знаменитой певицы.

Теперь Фредерик пытался засунуть ружье в дыру, но это оказалось непросто из-за толстой ваты, которой был набит матрас. Обливаясь потом, мальчик начал выдирать вату — клок за клоком, чтобы ружье уместилось. Он запихал обратно вату, швырнул матрас на кровать и аккуратно заправил ее, как того требовал отец. Не зная, что делать с остатками ваты, он в отчаянии сунул их под ковер. Потом хотел бежать в кухню, но передумал, вернулся в комнату и лег на кровать. Папа не поверит в такое хладнокровие у «сопляка». Это его единственный шанс.

Когда раздалось: «Я иду!», он дернулся, как от удара, и судорожно сглотнул. Ему показалось, что он покидает свое тело и поднимается к потолку, чтобы наблюдать оттуда за происходящим кошмаром. С потолка он видел и слышал, как папа обходил все комнаты в доме, методично проверяя шкафы и ящики. Аромат гратина,[7] стоящего в духовке, наполнял дом. Наверное, этот магический аромат и спас его тот в первый вечер. Папа лишь заглянул в его комнату и продолжил поиски. Пока наконец не крикнул из кухни, что на сегодня охота закончена, первый раунд за ним — сопляком.

За ужином папа ел с аппетитом. Он был в хорошем настроении и сказал, что теперь, по крайней мере, пацан поймет, что такое охота. Мама, взглянув на них безо всякого интереса, процедила, что если они не оценили отличный французский гратин, в следующий раз подаст ливерную колбасу. Они оба поспешили похвалить еду, папа чмокнул маму в щеку, и она даже не отшатнулась. Стол был красиво сервирован: льняные салфетки, зажженные свечи. «Ненавижу вульгарность за столом», — как-то раз сказала мама. Папа погладил ее по бедру вместо ответа и тут же начал ковырять в зубах зубочисткой.

Последующие дни Фредерик жил в напряженном ожидании вечера. В школе он не мог сосредоточиться на занятиях, а все свободное время проводил с кроликами: вынимал их из клетки одного за другим, зарывался носом в мех, вдыхал их запах, давал им лизнуть свою руку и кормил вкусной едой. Наверное, он чувствовал, что у него нет шансов спасти им жизнь. Он нашел для ружья хорошее место, но недостаточно надежное, чтобы его не обнаружил опытный охотник.