Гребцы галеры - [46]

А вот сейчас вторично ощутил не менее императивный толчок. Шевелюра зашевелилась. Коленки ослабли. Кишечник заурчал предательски. Как завороженный смотрел я, раскрыв от ужаса рот, на невероятное зрелище.

Гигантская, колоссальная, огромная, неправдоподобная самка глорза неспешно брела, оставляя следы истертых тупых когтей на брусчатке. Она была фантастически стара — свалявшаяся, бурая когда-то шерсть отливала грязной сединой, свино-гиенья морда мелко тряслась, экскаваторный ковш нижней челюсти слюняво отвисал, демонстрируя желтые гнилые клыки, обломанные наполовину. Будто на трухлявом пне, на шкуре ее росли омерзительного вида не то лишаи, не то водоросли, плоское желтое вымя подметало пыль рваными сосками. И вдобавок чудище было слепо!

На месте вытекших, должно быть, еще до постройки Кардина глаз выпирали розовато-зеленые, похожие на истлевшие капустные кочны, гноящиеся образования. Нестерпимой древностью веяло от этого кошмарного пустынного реликта. Древностью и холодом обездвиживающего, лишающего воли страха — словно сам Рок ронял из зловонной пасти ошметки велений на мостовую.

Вот и очередной нежелающий жить безумец «избран». Причавкивающая челюсть медленно ворочается, дробя человеческую плоть вместе с одеждой, в углах пасти пенятся розовые слюни. Следующий сумасшедший подсунулся не вовремя — рот еще занят — и, отброшенный в сторону сокрушающим движением лапы, скрючился под ограждением, силясь затолкать обратно в живот лезущие оттуда петли кишок.

Я бессильно уронил руку на колени. Великолепная богиня, ослепляя холодной красотой, удалялась от нас, уводя с собой в лучший мир отчаявшихся…

Последствия праздничка разгребали долго. Сломанные руки, ноги, ребра, пробитые головы… Парочка человек оказалась с резаными ранами. Воткнули под шумок ножичек в сопротивлявшихся грабежу — в общей сутолоке не заметят. Двое затоптанных насмерть пристроены под забором. Мы даже не стали выяснять, кто они. Справка о смерти в Песках никому не нужна — и без нее закопают. Там же, рядышком, воют от боли трое безнадежных пациентов. В соответствии с принципами медицинской сортировки сперва занимаются теми, кому в силах реально помочь. Пока мы с ними разберемся, этим, возможно, помощь уже будет не нужна.

Кто сказал, что бинтов в достатке? Давно уже отрываем куски от нижнего белья клиентов и их приятелей. На шины разобраны все ящики в пределах досягаемости, Патрик командирован приволочь еще. Набираю, колю, перевязываю, снова колю и снова перевязываю, как заведенная механическая кукла. Рат тоже вкалывает изо всех своих мышиных сил, раздирая одежду на полосы, надергивая ампулы из кассет укладки и открывая их, завязывая узлы, собирая капельницы и когда-то еще успевая вести медицинскую документацию и раздавать советы. Наплевав на асептику, антисептику и скоропомощные инструкции, шьём что можем чем под руку попадется — от шелковых ниток до сапожной дратвы. Какой там спирт! Уже третью бутылку раздобытого в местном кабачке дрянного виски открыли — и ни капли в рот. Все на раны, задницы, мытье рук и лап.

В глазах темно. Башка давно уже выключена. Автопилот.

Воткнуть. Перевязать. Зашинировать. Набрать. Воткнуть. Зашить. Перевязать… Рука тянется за новым рулончиком тряпья для перевязки.

— Всё, Шура.

Всё? Я, не веря своим ушам, распрямился. Огляделся. Надо же!

— Выходит, мы управились? — еще не могу поверить.

— Ага. Праздник кончился. Сто девять рыл, если я всех записала.

— А с этими как быть? — кивнул я на еще живую троицу, перемолотую лапами богини.

— Вопрос, однако. И здесь не помочь ничем, и нетранспортабельны… Наркотики делал?

— Считай, на них все и извел. А толку?

— Что делать, что делать! — раздалось откуда-то со стороны. — Не знаешь разве?

Я повернулся на голос. На перевернутой бочке сидел все тот же охотник.

— Держи! — И он швырнул мне что-то.

Я машинально выбросил вперед руку, поймал предмет. Больно ушибив пальцы, в мою ладонь упало затертое ложе старенького промыслового карабина.

— Что вылупился, доктор? Действуй! Тебе в удовольствие любоваться, как они корячатся? Сам же сказал: не помочь.

Сделав два шага в сторону изувеченных, я поглядел. Тот, кому на моих глазах «отказало в милости» чудовищное порождение пустыни, глухо хрипел. От распоротого живота уже попахивало гниением. Я, внутренне сжавшись, приставил к его лбу дуло ружья и, зажмурившись, потянул за спуск.

Выстрела не последовало. Охотник вздохнул:

— Неприспособленные вы, медицина! С предохранителя-то кто снимать будет?

Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперед с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…

Общее чувство было таково: не из Песков выбрались — из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплелся в отведенный нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодера, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.