Гребаный саксаул - [4]

Шрифт
Интервал

Ночью, когда все уже спали, нас пришли бить. Отряд бойцов вёл прыщавый.

Все были пьяные в хлам. Большинство с наколками на руках. Держались профессионально уверенно.

Штеплер встретил прыщавого ударом в переносицу. Я, повиснув на локтях между полками, бил ногами. Проснулись все наши. Китаец Ли Ван Хе засунул голову прыщавого под нижнюю полку и прижал её плитой сиденья. Тот выл. Битл лежал на третьей вещевой полке и подбадривал нашу команду энергичными выкриками.

Прибежали сержанты. Из купе вышел наш капитан. Принёс ополовиненную бутылку болгарского бренди. Обмахивал лицо вафельным полотенцем.

Прыщавый выполз из под плиты. Медленно встал на четвереньки.

Капитан сделал визуальный осмотр. Глотнул из бутылки. Как подобает настоящему офицеру лаконично и авторитетно заявил:

- Жить будет!

Ещё глоток, отрыжка. Капитан констатировал.

- Родина ждёт героев, а п.....рожает дураков.

И ушёл в купе.

Битл слез с полки и сделал прыщавому перевязку. Заклеил ссадины лейкопластырем. Он оказался профессиональным медиком. Работал медбратом на скорой помощи. Звали его Давид Функ. Естественно, его тут же стали звать Фунтиком или Фантиком. Я уважительно — Давидом.

Наш паровоз уверенно вёз нас к цели. Я лежал на верхней полке, отвернувшись к стене. Вагон раскачивало как лодку, и я отплывал в ней к неведомым берегам взрослой военной жизни.

Сибирский пейзаж, озёра, реки, лесные массивы с неровной кромкой леса постепенно сменились степными просторами, потом невиданными уже цветущими деревьями. Вдалеке забелели шапки гор.

На третьи сутки на каком-то пыльном полустанке высадили стройбатовцев. Прыщавого вели под руки. Он вырывался и кричал:

- Суки краснопёрые! Подстрелите моего брата, порежу всех! Разыщу и порежу! Отвечаю…

Ишаки, с исполосованными шрамами мордами, грустно смотрели им вслед.


К вечеру поезд стал медленно притормаживать. Заскрежетала вагонная сцепка. Заскрипели тормоза. Состав лязгнул, дернулся, снова лязгнул и вдруг замер.

Из купе вышел опухший капитан в блестящих хромовых сапогах. В них отражались тусклые вагонные лампочки. Из под зелёной рубашки выпирал живот.

Был вечер. Перед нами лежал не город, а какой-то азиатский посёлок. Он казался мертвым. Из темноты глухо лаяли собаки.

Воинская часть находилась в стороне от станции.

Нужно было долго ждать машину из части. Затем трястись на ухабах, сидя в кабине шестьдесят шестого. Засидевшийся в купе и одуревший от выпивки капитан принял решение идти пешком.

Я спросил:

- Границу будем переходить ночью?

Капитан упёрся взглядом мне в переносицу, и, оценив юмор, рокотнул:

- Два наряда вне очереди.

- За что, два наряда, товарищ капитан?

- Три наряда... За то, что прыгаешь через голову сержанта. Это раз. Прежде чем обратиться к старшему по званию, надо спросить разрешение. Это два. Всё понятно?

- Так точно.

- Ну вот. Уже лучше. Сержант, командуй!

Мы пересекли железнодорожную линию с выгоревшей травой между воняющими креозотом шпалами. Миновали огромные жёлтые цистерны, водокачку и деревянное здание вокзальной уборной. Вышли на мягкую от пыли дорогу. Поражало буйство зелени вокруг. В Новосибирске ещё лежал снег, а здесь цвели деревья. Тепло! И запах, словно в оранжерее!

Через час мы оказались перед железными воротами с красной звездой, увидели серый бетонный забор, будку КПП и радостную рожу дневального. На голове у него вместо пилотки была зелёная панама, похожая на ковбойскую шляпу. Увидев нас ковбой радостно осклабился.

-Вешайтесь духи!

- Дневальный?! - строго сказал капитан.

- Я, товарищ капитан.

- Тащи станок едальный!

Сбоку темнело здание казармы. Впереди стоял кирпичный домик с надписью штаб. На его крыше висел выцветший флаг, цвета слабого раствора марганцовки.


Сержант скомандовал:

- Разойтись. Оправиться. Построение через пять минут!

В зарослях тутовника пряталась побеленная известью уборная с распахнутой дверью. Все забежали внутрь.

Стены были изрисованы дерьмом. Судя по всему, о них вытирали пальцы.

В углу стояли стеклянные банки и бутылки с мутной водой.

Нас встретила казарма. Темная, мрачная. Сонный солдат со штык-ножом на входе. Над его головой и в глубине коридора, там, где располагались спальные помещения, горели тусклые лампы.

В нос ударил запах карболки, сапожной ваксы, чего-то незнакомого. Наверное, так пахнет тревога.

Длинный, худой старший сержант с повязкой на рукаве завёл нас в каптёрку.

На полу лежали матрацы.

- Сегодня спать будете здесь. - Старший сержант указал на матрасы. - А завтра, с утра я буду вас дрочить. Если услышу шум, тогда уже сегодня! Всем всё понятно?

- Товарищ сержант! А во сколько подъём? - Вопросом на вопрос отвечает писающий мальчик, Саржевский.

- В будние дни - в шесть тридцать. В выходные и праздничные на час позднее. Думайте сами, во сколько вас завтра поднимут. Отбой!

Мы так и не заснули. Остаток ночи прошел в расчётах о том, какой завтра день и разговорах. Потом Давид рассказывал нам о внеземных цивилизациях. Саржевский, всё время пытался сбить его на профессиональную тему, задавая вопросы о строении женского влагалища, и тогда Давид рассказал нам об американском миллионере Чарли Чейни, придумавшем космический секс. На высоте полутора тысяч метров над уровнем моря этот самый Чейни воздвиг бунгало в виде летающей тарелки, куда привозил телок и трахал их в условиях разряженного воздуха.


Еще от автора Сергей Эдуардович Герман
Фраер

Раньше считалось, что фраер, это лицо, не принадлежащее к воровскому миру. При этом значение этого слова было ближе по смыслу нынешнему слову «лох».В настоящее время слово фраер во многих регионах приобрело прямо противоположный смысл: это человек, близкий к блатным.Но это не вор. Это может быть как лох, так и блатной, по какой-либо причине не имеющий права быть коронованным. Например, человек живущий не по понятиям или совершавший ранее какие-либо грехи с точки зрения воровского Закона, но не сука и не беспредельщик.Фраерами сейчас называют людей занимающих достойное место в уголовном мире.


Контрабасы, или Дикие гуси войны

Все эта история выдумана от начала и до конца. На самом деле ничего этого не было. Не было чеченской войны, не было тысяч погибших, раненых, сошедших с ума на этой войне и после неё. Не было обглоданных собаками и крысами трупов, человеческих тел, сваленных в грязные ямы как отбросы. Не было разбитых российскими ракетами и снарядами российских городов и сёл.И много ещё чего не было. Как не было и никогда не будет меня.Все совпадения с реально существующими людьми и реально происходившими событиями рекомендуется считать совершенно случайными, и абсолютно непреднамеренными.


Штрафная мразь

Осень 1943 года, самый разгар Великой Отечественной войны. Действие повести начинается на прифронтовом полустанке, куда приходит эшелон с пополнением бойцов, для готовящейся к наступлению Красной армии. В одном из вагонов везут будущих штрафников, несколько недель назад освобождённых из тайшетского лагеря, с направлением на передовую. Среди штрафников находится молодой уголовник Энгельс Лученков, сменивший своё «революционное» имя на более простое- Глеб. Вместе с ним в штрафную роту попадают его друзья, вор- рецидивист Никифор Гулыга и аферист Миха Клёпа.


Обреченность

Почему тысячи русских людей — казаков и бывших белых офицеров воевали в годы Великой Отечественной войны против советской власти? Кто они на самом деле? Обреченность — это их состояние души, их будущее, их вечный крест? Автор не дает однозначных ответов, проводя своих героев через всю войну, показав без прикрас и кровь, и самопожертвование, и предательство. Но это не та война, о которой мы знаем и о которой писали в своих мемуарах советские генералы. Пусть читатель сам решает, нужна ли ему правда «без прикрас», с горем и отчаянием, но только узнав эту правду, мы сможем понять, как жили наши деды, и простить.


Фугас

От Алексея ушла жена, и он запил на три дня. Его навестил друг Гена, и два парня, не мудрствуя лукаво, решили поехать служить по контракту в Чечню. И вот они в Грозном. Здесь все другое, не такое, как в мирной жизни. Другие люди, другие отношения, другие ценности. Даже имя пришлось поменять. Теперь у контрактника Алексея позывной Майор. И его ставшая хрупкой жизнь как бы начала отсчет заново…


Рекомендуем почитать
Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.