Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи - [3]

Въ общемъ впечатлѣніе отъ посѣщенія Ригова осталось благопріятное: звучали непривычныя въ устахъ военнаго слова и создавалась увѣренность, что, пока городъ находится во власти такого командованія, культурнымъ условіямъ нашего существованія не грозитъ никакой опасности. Зато сильно удручила и опечалила насъ перспектива возможнаго ухода эстонскихъ войскъ. На русскую «армію» Балаховича была плохая надежда. Эта армія сформировалась еще въ ноябрѣ, передъ уходомъ нѣмцевъ изъ Пскова, но оказалась крайне слаба, представляя собою небольшую кучку конныхъ и пѣшихъ партизанъ, разбѣжавшихся при первомъ серьезномъ натискѣ большевиковъ. Но жизнь не ждала: мы оказались лицомъ къ лицу съ фактами, ни измѣнить, ни отмѣнить которые у насъ не было ни силъ, ни средствъ, и приходилось оперировать съ тѣмъ, что давалъ текущій день.

По возвращеніи депутаціи рѣшили собрать все, что было вліятельнаго и общественнаго въ гор. Псковѣ. На засѣданіе думы вызвали земскихъ и городскихъ гласныхъ всѣхъ временъ и составовъ, какіе только оказались въ Псковѣ, чтобы, такъ сказать, соборнѣ обсудить всю тяжесть создавшагося положенія и разложить отвѣтственность за принимаемыя мѣры на всѣхъ. Собраніе получилось многолюдное и крайне разношерстное.

Послѣ доклада депутаціи, ходившей къ командиру войскъ, настроеніе разу создалось тревожное. Несмотря на все разнообразіе политическихъ оттѣнковъ собравшихся гласныхъ, въ армію Балаховича никто не вѣрилъ. Всѣ ораторы высказывались въ томъ смыслѣ, что съ уходомъ эстонцевъ городъ опять окажется во власти большевиковъ, и тогда мести и преслѣдованіямъ ихъ не будетъ конца. У всѣхъ еще была жива въ памяти расправа съ городскимъ головой П. Д. Батовымъ, разстрѣляннымъ большевиками изъ пулемета. При такихъ условіяхъ значительная часть собравшихся полагала, что съ функціонированіемъ думы, какъ учрежденія, слѣдуетъ нѣсколько дней обождать, пока опредѣленно не выяснится, останутся или уйдутъ эстонцы; временно же предполагалось учредить приказомъ эстонскаго командованія особую хозяйственную комиссію, которой и передать хозяйственныя дѣла города. Мнѣніе это одержало верхъ, и въ концѣ концовъ въ такомъ духѣ состоялось постановленіе собранія. Вынесенное рѣшеніе, конечно, не отличалось храбростью, оно заранѣе предусматривало возможное возвращеніе большевиковъ, но трудно было требовать геройства отъ людей, которымъ въ качествѣ гласныхъ думы, за время многострадальной исторіи города и за неугодныя «власти» постановленія, не разъ приходилось разбѣгаться куда попало, спасая животъ свой.

Фактически комиссія такъ и не создалась, и за тѣ нѣсколько дней, которые протекли до прихода Балаховича, городское хозяйство попрежнему осталось въ рукахъ управы. Впослѣдствіи этотъ моментъ вполнѣ естественной нерѣшительности думы былъ использованъ во вредъ городскому самоуправленію и въ значительной мѣрѣ облегчилъ задачу разнымъ пріѣзжимъ господамъ, пожелавшимъ облагодѣтельствовать городъ своимъ управленіемъ.

Краткій періодъ управленія эстонцами занятой мѣстностью былъ днями относительнаго спокойствія обывателей. Прежде всего рѣшительно и въ корнѣ была пресѣчена всякая погромная агитація. Соотвѣтствующій приказъ коменданта и дѣйствительный надзоръ за исполненіемъ этого приказа былъ столь энергиченъ, что черносотенники смолкли, какъ по командѣ. Человѣконенавистническая злоба ушла внутрь, смѣнившись у этихъ людей наружнымъ холодкомъ къ власти. Разочарованіе ихъ было полное. Эстонское командованіе и солдаты замѣтно это почувствовали. Недаромъ нѣкоторые эстонскіе офицеры жаловались позже на «неблагодарность» нашего купечества. Но было бы преувеличеніемъ сказать, что сторонникомъ погрома было все купечество и только люди изъ этой среды. Любители расправы находились въ разныхъ слояхъ населенія, а среди купечества, наоборотъ, случалось слышать голоса, опредѣленно осуждавшіе погромную агитацію, организованную кѣмъ то въ одинъ изъ базарныхъ дней. Большая часть населенія несомнѣнно цѣнила военную эстонскую помощь, а командованіе искренно желало сгладить всѣ невольныя шероховатости между арміей и иноплеменнымъ населеніемъ города. Кое какіе намеки на этотъ счетъ проскользнули въ рѣчи командира эстонскихъ войскъ къ солдатамъ на парадѣ.

Много интересныхъ картинъ перевидала наша городская площадь, на которой былъ устроенъ парадъ эстонскихъ войскъ. Въ дни мартовской революціи на этой площади принималъ грандіозный парадъ командующій сѣв. зап. фронтомъ генералъ Рузскій. Въ дни нѣмецкой оккупаціи по ней стройно дефилировали предъ принцемъ Людовикомъ Баварскимъ скованныя желѣзной дисциплиной нѣмецкія войска. Позднѣе на той же площади передъ лицомъ самого краснаго генералиссимуса Троцкаго плелись на парадѣ расхлябанные большевистскіе солдаты. Одна волна причудливыхъ перемѣнъ жизни смѣняла другую и всѣ онѣ, какъ живые символы многообразія революціоннаго катаклизма, оставили свой слѣдъ здѣсь. Теперь катилась четвертая по счету волна — церемонію парада на той же площади продѣлывали войска эстонской республики.

Принимавшій парадъ офицеръ сказалъ рѣчь къ солдатамъ на эстонскомъ языкѣ, но въ толпѣ зрителей оказались псковичи-эстонцы, благодаря чему отрывки изъ рѣчи стали извѣстны и русскому населенію города.