Гражданская рапсодия. Сломанные души - [31]
— Чаю?
Над Катей склонился Черешков.
— Да, спасибо.
Он протянул ей кружку. Кружка была горячая, Кате пришлось натянула на ладони рукава платья чтобы взять её.
— Надо было на блюдце подать, — запоздало догадался Черешков. Он сел напротив, положил руки на колени. — Вы простите, Екатерина Александровна, мою рассеянность. Последнее время… — он вздохнул, не договорив.
— Не беспокойтесь, Андрей Петрович, всё в порядке.
Катя не знала, о чём говорить с Черешковым, и он тоже не знал, что сказать ей. Оба они молчали и смотрели в окно на бесконечную степь, на вереницы повозок, баб, мужиков, детишек. Возле печки копошился Бескаравайный, подбрасывал в топку уголь. Катя подумала, что и без того слишком жарко, лучше бы прокипятил старые бинты. Впрочем, если поезд расформируют, это уже будет без надобности.
— Екатерина Александровна, вы, верно, слышали о нелепой гибели тех юнкеров под Нахичеванью? — ни с того ни с сего спросил Черешков.
Катя кивнула. Как можно не слышать то, что обсуждают буквально все кругом, даже этот несуразный Бескаравайный. Весь Новочеркасск говорит об этом.
— Весь Новочеркасск говорит об этом, — в унисон её мыслям произнёс Черешков. — На похоронах атаман Каледин сказал, что кровь этих мальчишек пробудила казаков. Выходит, те, кто говорит о нелепости, неправы. Трижды неправы. Смерть тех юнкеров не бесполезна, — он сделал паузу. — Смерть во благо Отчизны.
— Скажите это их родителям.
— Вы не так меня поняли, Екатерина Александровна, я не оправдываю их гибель. Ни в коем случае. Это констатация факта, осмысление последствий произошедших событий. Не будь этих смертей, мы бы до сих пор перевозили раненых из-под Ростова в новочеркасские госпиталя. Разве не так? Эти погибшие мальчики спасли других таких же мальчиков и заставили казаков очнуться, взять оружие в руки и выгнать, наконец, большевиков с Донской земли. Если и дальше так пойдёт, к весне мы очистим от этой пакости всю Россию.
Катя посмотрела на Черешкова. Тот говорил спокойно; ни на лице, ни в голосе не было эмоций. Что это: профессиональная привычка быть равнодушным к чужой боли или он сам по себе такой человек, для которого имеет значение лишь пресловутая констатация факта? Или это не более чем поддержание разговора? Катя растерялась. Кружка дрогнула в пальцах, наклонилась, и чай тонкой струйкой полился на пол.
Катя покраснела сконфужено.
— Какая я неловкая.
— Полноте, это всего лишь чай.
Шаркающей походкой подошёл Бескаравайный с тряпкой в руках, опустился на колени, начал вытирать пролитое. Катя встала. Черешков тоже встал и повторил:
— Всего лишь чай.
Поезд подъезжал к вокзалу. Промелькнула огромная вывеска железнодорожного депо. Несколько рабочих осматривали паровоз, деловито копошились возле котла — тишина, размеренность, словно и не было страшных дней Ростовского восстания, словно не эти рабочие, а совсем другие с винтовками в руках шли на юнкеров, кололи их штыками. Как же быстро люди, только что убивавшие других людей, забывают о свершённом и вновь возвращаются к прежнему занятию. Катя вздохнула. Наверное, это правильно, иначе память о собственных поступках изгложет душу до дыр.
Зашипели тормоза, фальцетом прогудел паровозный гудок, вагон дёрнулся и замер. Катя подошла к шкафу с верхней одеждой, взяла пальто. Черешков посмотрел на неё с вниманием обеспокоенного родителя.
— Куда вы, Екатерина Александровна?
— Немного прогуляюсь. Душно.
Черешков напрягся, как будто в самом деле чувствовал за неё родительскую ответственность. Взгляд его метнулся к окну, потом к печке, к Бескаравайному и снова вернулся к Кате.
— Хорошо, только недолго. Полчаса. Я сейчас к начальнику станции. Возможно, мы очень скоро отправимся обратно в Новочеркасск. Не потеряйтесь, голубушка.
Поезд остановился на дальних путях. Катя спустилась на насыпь, снег под ботинками хрустнул. С правой стороны по заснеженным просторам сквозил ветер, впереди и слева стояли эшелоны — друг за другом, по нескольку в ряд — настоящий цыганский табор. Где-то рядом звенела гармонь, широкие голоса выводили старинную песню. Пахло дымом и гороховой похлёбкой. Возле теплушек стояли люди в шинелях, в полушубках, распоясанные, расстёгнутые, курили.
Идти куда-то Катя не хотела, было всего лишь желание вдохнуть морозного воздуха, остудить полыхающие щёки и вернуться обратно в вагон. Она прошла немного вперёд. В тендере копошились кочегары, долбили ломами смёрзшийся уголь. Старик-машинист хриплым голосом выговаривал им за леность. Он ругал их негромко, но такими словами, что Катя невольно прибавила шаг и юркнула в проход между паровозом и крайним вагоном следующего состава. И сразу попала в людской поток — железнодорожники, гражданские, солдаты запасных полков, казаки. Её толкнули, обругали. Носильщик крикнул привычное: Берегись! — и едва не сбил с ног своей поклажей.
Поток протащил Катю за собой шагов сорок до стрелки, развернул и выдавил возле одноэтажного бревенчатого барака. Безродная псина, пугливая и грязная, повела носом, отскочила, тявкнула. Катя прижалась к заборчику. У крылечка плакал ребёнок. В его плаче звучало столько обиды, что первой мыслью было подойти к нему и погладить по голове, но через двор уже спешила женщина. В красных замёрзших руках она сжимала бельевую корзину и валек.
Вестерн. Не знаю, удалось ли мне внести что-то новое в этот жанр, думаю, что вряд ли. Но уж как получилось.
Злые люди похитили девчонку, повезли в неволю. Она сбежала, но что есть свобода, когда за тобой охотятся волхвы, ведуньи и заморские дипломаты, плетущие интриги против Руси-матушки? Это не исторический роман в классическом его понимании. Я обозначил бы его как сказку с элементами детектива, некую смесь прошлого, настоящего, легендарного и никогда не существовавшего. Здесь есть всё: любовь к женщине, к своей земле, интриги, сражения, торжество зла и тяжёлая рука добра. Не всё не сочетаемое не сочетается, поэтому не спешите проходить мимо, может быть, этот роман то, что вы искали всю жизнь.
Астролог Аглая встречает в парке Николая Кулагина, чтобы осуществить план, который задумала более тридцати лет назад. Николай попадает под влияние Аглаи и ей остаётся только использовать против него свои знания, но ей мешает неизвестный шантажист, у которого собственные планы на Николая. Алиса встречает мужчину своей мечты Сергея, но вопреки всем «знакам», собственными стараниями, они навсегда остаются зафиксированными в стадии перехода зарождающихся отношений на следующий уровень.
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…