Гражданин Империи Иван Солоневич - [71]
4. В газету «Социалистическое Земледелие» — о дирекции совхоза вообще.
5. В «Красный Транспортник» — о том, как совхоз перевыполняет планы дорожного строительства.
6. В журнал Автодора — приблизительно о том же.
В наиболее благоприятных случаях удавалось снимать урожай с двенадцати журналов, перечислять которые было бы долго и скучно.
И, помимо всего этого, всякая дирекция совхоза — а) накормит и б) даст аванс под те фотографии, которые я должен буду прислать ей из Москвы (всегда присылал).
Впрочем, иногда со всеми этими ударниками и перевыполнениями получалась совсем прискорбная чепуха. Так: дали мне командировку по заволжским совхозам с присовокуплением свирепой директивы — тогда была именно такая директива: «бить по расхлябанности и разгильдяйству». Я поехал. Пока я ездил, выискивая лодырей и разгильдяев — это были нетрудные поиски, — пока я приехал в Москву, директива уже переменилась. ЦК партии предписал: на страницах всей советской прессы показать «примеры работы», описать лучших ударников и энтузиастов. Положение было пиковое: откуда я этих ударников могу взять?
Возникли некоторые переговоры с редакцией «Социалистического Земледелия». Я сказал, что ударники ударниками, но ведь ездил-то я по вашей же командировке и по вашим же желаниям. Редакция нашла поистине соломоново решение: все мои разгильдяи, лодыри и бесхозяйственники были помещены в качестве ударников и энтузиастов: кто его там разберет. Редакция несколько переделала подписи под фотографиями — я несколько переделал текст своих очерков. Я не знаю, что именно испытывали эти разгильдяи и лодыри, увидав в газете свои фотографии и свои жизнеописания, но полагаю, что они были удивлены. Приятно удивлены, конечно».[284]
Маленький секрет Солоневича удалось разгадать — список изданий не был бы столь велик, если бы почти все эти редакции не помещались по одному адресу — в том самом Дворце Труда на Солянке, где работал и он, и его супруга, и… Ильф с Петровым в газете «Гудок». Так что литературного Остапа Бендера Иван Лукьянович упоминает совершенно не случайно, ведь именно по коридорам Дворца Труда «великий комбинатор» убегал от мадам Грицацуевой. Не говоря уже о том, что и родился на свет литературный герой именно в этих стенах.
Халтура халтурой, но что подкупает в очерках Солоневича, так это то, что и в них он старался оставаться самим собой — с некоторой поправкой на внешние обстоятельства. Иногда из этих рамок он находил очень изящные выходы. Вот один только пример — концовка корреспонденции «Дагнаркомздрав борется с малярией кабинетным порядком», опубликованной в «Медицинском Работнике»:
«Злейший враг социалистического строительства Дагестана — малярийный комар — должен быть беспощадно ликвидирован».[285]
Благодаря командировкам, Солоневич полгода мог проводить в поездках, вдали от суетной Москвы. Зимой, однако, он ездил редко, но и на службе появлялся, когда вздумается. Зимние его воспоминания о Салтыковке были таковы:
«В сенях моей мансарды всегда стоял десяток пар лыж, и у меня собиралась самая невероятная и, казалось бы, несовместимая публика. Каким-то таинственным российским образом она все-таки совмещалась: чекист Преде, милый батюшка из микроскопической салтыковской церковушки, главный и самый бескорыстный друг Советской России м-р Инкпин, регулярно приезжавший в Москву, чтобы выклянчить очередную субсидию и получить очередную директиву, секретарь ЦК английской компартии м-р Горнер, наезжавший то на покаяние, то на поклонение, некоторые люди, удобно скрывавшиеся за этим прикрытием от небезызвестного недреманного ока, и много всякой молодежи… Ответственные приезжали походить на лыжах и привозили с собой еду и пития — больше питий, чем еды; молодежь уписывала ворон, которых я стрелял из малокалиберной винтовки; Преде подымал свою стопочку и говорил: «Ну-ка, батюшка, благословите еще по единой»…»[286]
Этому райскому житию рано или поздно должен был придти конец. Он наступил весной 1930 года. Правда, И. Л. писал, что работал в ССТС до 1931 года, но имеющиеся в нашем распоряжении факты, говорят о том, что увольнение произошло на год раньше. Вот в конце марта 1930 года Солоневич публикует в «Нашей газете» обязательную заметку под названием «Физкультурники — на чистку!».[287] А вот — через две недели сам попадает «под раздачу» — на собраниях сотрудников ЦК ССТС и редакции газеты совместно с рабочей бригадой.
«На собрании назывались имена людей, отлынивающих от работы», — бесстрастно констатирует «Наша газета». И далее приводит список подлежащих чистке, в середине которого встречаем знакомую фамилию: «Солоневич — недогруженный и нежелающий помогать в работе другим».[288]
Иван Лукьянович по прошествии лет вспоминал об этом эпизоде биографии с присущим ему чувством юмора:
«Мне, по-видимому, удалось установить всесоюзный рекорд «засиживанья». Я просидел на одном месте почти шесть лет. Правда, место было, так сказать, вне конкуренции: физкультура. Ей все время сочувствуют, и никто ничего не понимает. И все же на шестой год меня вышибли. И в отзыве комиссии по чистке было сказано (буквально):
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.