Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - [34]

Бартош даже покосился в зеркало, проходя по коридору. Худое, небритое лицо, темные круги под глазами. Неказист, в самом деле! Но хватит глупить, Бартош, надо поторапливаться. Земля под ногами горит! Он слышал, утром собирались комитеты национал-социалистов и католиков, и, хотя не знал, о чем говорилось на этих заседаниях, чуть улыбнулся, вообразив, как «братья» разинули рты, узнав, сколько их единомышленников, даже из партийного руководства, вошли в комитет действия представителями своей партии или профсоюза. Но улыбка быстро сбежала с лица Бартоша: желудок дал о себе знать резкой болью.

Закончив в своем кабинетике важнейшие разговоры, Бартош спустился на лифте пообедать. В столовой было тепло, даже душно, стояла обычная смесь запахов, все было по-старому, и все же Бартош заметил, что возбуждение проникло и сюда и на него, Бартоша, смотрят.

Аппетита у него не было. Желудок, испорченный нерегулярным питанием и никотином, не принимал скверного картофельного супа; Бартош с усилием съел всего несколько ложек. «Экая чертовщина, надо наконец сходить к доктору, — в сотый раз твердил он себе. — Это же просто нестерпимо!» Но вскоре боль в желудке прошла, и он, как и всегда, забыл об этом благом намерении. Времени нет! Телефонограммы, сводки с предприятий накапливались на столе. Отличные новости: повсюду создаются комитеты действия.

— Алло, говорят Дошаны! Товарищ Бартош, честь труду. Дело обстоит так…

Компания химических фабрикатов была гигантским, все еще разраставшимся концерном, объединявшим предприятия во всех концах страны. Крупнейшие заводы и ветхие, почти разваливающиеся фабрички, расположенные где-то в глуши, вливались в компанию после национализации, как мелкая рыба и плотва в гигантскую пасть кита. Компания легко заглатывала их. Краткая пометка в списках, газетное объявление о слиянии, новая вывеска на воротах, пачка новых счетов в главной дирекции, и предприятие могло спокойно дышать под охраняющим крылом наседки-концерна. Почти полсотни предприятий!

— Говорит Быстрицкий завод! Это главная дирекция? Честь труду!..

Бартош был в своей стихии. Сколько долгих и трудных лет ждал он этого дня! И день настал! Бартош хрипло кричал в трубку, договариваясь с товарищами на другом конце провода, записывал на разлинованном листе названия предприятий и всякие дополнительные сведения, размечал этот список цветными карандашами, так что в конце концов получился точнейший «баланс». Член парткома Мареда зашел к нему и изумленно покачал головой.

— Похоже на бухгалтерский отчет, товарищ Бартош, — улыбнулся он и постучал карандашом по бумаге. — А ведь это политическая борьба, а не…

— Верно, товарищ Мареда, — серьезно возразил Бартош, — но и в бою нужен порядок. Чтобы была хорошо видна позиция.

Он вставил половину «партизанки» в изгрызенный вишневый мундштук и окутался сизым дымом. Рябоватый Мареда сделал кислое лицо, кивнул и переменил тему.

Встретил я в коридоре Бриха, юриста, что работает у старого Казды, и подумал: а не ввести ли нам его в комитет действия? Он беспартийный, но, кажется, порядочный человек. В бухгалтерии не могут нахвалиться его работой. Какого ты о нем мнения?

Бартош смотрел перед собой и не отвечал, только пожал плечами. С минуту они молчали, Мареда оглядел полутемную комнатку.

— Ну и клетушка! Как ты выдерживаешь тут целый день? Я бы взбунтовался.

Бартош не успел ответить, зазвонил телефон. Секретарша управляющего всеми бухгалтериями компании прощебетала, что пан управляющий желает немедля переговорить с Бартошем, поэтому пусть пан Бартош будет так любезен… и так далее. Бартош пробурчал, что сейчас придет, и положил трубку; чуть ухмыльнувшись и подняв брови, посмотрел на Мареду.

— Сказывается уже создание комитета действия: Кашалот дает мне аудиенцию. Смотри-ка, ему что-то не по вкусу. Ну, поглядим, что за сюрприз.

За Маредой закрылась дверь, Бартош не спеша прибрал у себя на столе. Он был педантически аккуратен, к этому его приучила профессия. Вытряхнув пепельницу за окно, он поставил портрет матери около пучка зелени, увядавшей на столе от недостатка воздуха и избытка табачного дыма («Как-то поживает моя старушка? Надо бы навестить ее»), и тщательно запер комнатку.

Без особого волнения шел он в другой конец коридора. Бартош слишком хорошо знал управляющего, чтобы не догадаться, о чем намерен говорить с ним «премногоуважаемый брат» и вожак национал-социалистов в компании. «Кашалот»! Меткое прозвище для этого рослого самоуверенного типа. Его стремительная карьера, казалось, подтверждала фальшивую теорию о прирожденных вожаках. Но дело было в том, что стареющий щеголь своевременно женился на крупной акционерке бывшего концерна, обрел положение и апломб и мог теперь легко «съесть» любого специалиста, который посмел бы посягнуть на его место. Он стал грозой всех бухгалтерий.

Коммунистов Кашалот люто ненавидел, особенно Бартоша. Оба это знали и выжидательно наблюдали друг за другом, как боксеры на ринге, когда каждый ждет ошибки противника, чтобы загнать его в угол. У Кашалота был в руках крупный козырь — власть. Он поместил Бартоша в самую скверную комнатку, чтобы изолировать этого