Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - [32]

Он положил набитый портфель на сиденье и нажал стартер.

Поздней ночью, проезжая по безлюдным улицам, Ондржей и Ирена думали каждый о своем. Неудачный вечер! Отзвуки политической борьбы проникли с улиц в полумрак бара и создали хмурое настроение. В каждой рюмке словно бы таилось мрачное предзнаменование. А тут еще этот болтунишка Борис! Ирена промолчала весь вечер и отказалась танцевать.

Ондра осторожно вел машину по скользкому асфальту и поглядывал в зеркальце на Ирену. Ее лицо было бледно, задумчиво, непроницаемо. Ондржей сразу понял, что у нее неспокойно на душе, и решил, что лучше не расспрашивать ни о чем. Он знал ее характер: впечатлительна, переменчива, как весенняя погода, вспыльчива и вместе мягка и мечтательна. А какая упрямая! Лобовым ударом ее не возьмешь, но, если знать ее натуру, можно мастерски играть на клавиатуре ее настроений и слабостей. Она по-детски бесхитростна: скажи ей в нужный момент доброе слово, ласково погляди на нее, и она у тебя в руках. Такую он ее и любил, нежную, хрупкую, покорную и беззаветно преданную. Иногда они ссорились, но всегда по его вине, из-за его неверной тактики, из-за его упрямства. А сегодня! Эти ее странные вопросы! Раж чувствовал в них непонятное ему своенравие, воинственное, хотя и смутное несогласие, а может быть, и больше — недоверие и подозрение.

— Ты устала? — спросил он тихо, не поворачивая головы.

Она едва кивнула и закрыла глаза.

Потом они лежали рядом под стегаными одеялами и молчали. От парового отопления веяло теплом. Раж повернулся к жене, хотел привлечь ее, но она как-то замкнулась. Ему хотелось властно подчинить ее, рассеять ее задумчивость объятиями, но он разумно отказался от этого. Ирена уклонялась сдержанно, но упорно и наконец отодвинулась от него. Ондржей слышал ее прерывистое дыхание. Он нашел ее тонкую беспокойную руку и положил себе на грудь: она любила засыпать так. Под тонкой кожей чуть ощутимо бился пульс, как бьется в руках пойманная птичка.

— Спишь?

— Нет.

И немного погодя:

— Что с тобой, Ирена?

— Я боюсь.

— Глупая, для этого нет причины. Чего ты боишься?

Она вздохнула и убрала руку.

— Не знаю. Мне кажется, что сегодня я заглянула в свою жизнь, как в колодец… Он высох…

— Братец, видно, постарался, — бесстрастно констатировал Раж, хотя в душе его вспыхнула ярость. — Родственные визиты иной раз бывают не к месту.

— Нет, не только в этом дело, Ондра! — настойчивым шепотом прервала его Ирена. — Как мы живем? Что будет дальше, ты знаешь? Я страшно боюсь, Ондра, всего боюсь! Боюсь того, что творится кругом… Я этого не понимаю, мне кажется, что я слепая или замурованная… И тебя я боюсь тоже…

Ондржей нащупал выключатель, зажег лампу и, наклонившись над Иреной, пристально поглядел ей в лицо.

— Дуришь, Ирена! Что я тебе сделал?.. Ну, хватит похоронных разговоров, девочка. У меня забот выше головы, а ты…

— Я не знаю… Не знаю, что ты, собственно, за человек… Скажи мне, что будет дальше, что произойдет… Ведь ты мой муж, и я не хочу, чтобы ты от меня что-то скрывал.

Он долго и усиленно обдумывал, что ей сказать. Наконец утвердительно кивнул:

— Ты права, сейчас не время для идиллий, нужен трезвый взгляд на вещи. Тебе он тоже нужен, Ирена! Я старался, чтобы ты не знала всей этой грязи и жестокости, всего того, что называется политикой. Но может быть, и в самом деле нужно, чтобы ты уже сейчас считалась с любой возможностью, сама видишь, что происходит. Не хочу расстраивать тебя, но скажу: мне самому страшно. Они поднимают руку на все… Улица сорвалась с цепи, могут произойти события, гибельные для нас обоих. Если они добьются своего, мы всего лишимся. За себя я не боюсь, но…

— И что тогда? — тихо спросила она. — Что, если они добьются?!

— Тогда для нас все потеряно. Я уже сейчас учитываю такую возможность. Нам останется один выход: бежать отсюда, уехать как можно скорее, пока не…

— Уехать… куда?

— Куда! Ты дурочка! У меня есть связи. В Бельгии или в Англии нам будет не хуже…

Она закрыла глаза руками…

— Но это… Я не могу… Это… невозможно, Ондра!

— Не только возможно, но даже необходимо. Однако преждевременно говорить об этом. Ты моя жена, Ирена, и знаешь, как я тебя люблю. Если что случится, мы должны уехать вместе, ничего страшного, верь мне! Наступит день, когда мы вернемся, в этом я уверен. Наступит такой день…

Он лег на спину, потушил лампочку на ночном столике, но не спал, курил, смотрел в темноту и думал. Его поразило ее несогласие. Ничего, со временем смирится. Он снова заговорил, вдаваясь в ненужные подробности, вслух излагая свои планы, закуривая новые и новые сигареты.

— …Пока положение еще совсем неплохое. В игре много козырей, и только глупец может думать, что наши враги уже выиграли. Не ломай над этим голову, девочка. — В темноте он погладил ее по руке.

Ирена свернулась в клубочек под одеялом, ее знобило. Она зажмурила глаза. Спать, спать и не думать, заткнуть уши и не слышать его слов, которые перекатываются через нее, словно мутный поток. Как остановить их?!

— Ондра! — с трудом произнесла она, и этот тоскливый возглас прозвучал, как вопль. Раж замолчал и ждал.

— Ондра… я должна сказать тебе… послушай меня, пожалуйста… У нас будет ребенок. Три дня назад доктор сказал мне…