Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам кавказских гор - [2]

— Неудобство, — сказал грузный монах-пустынник, как я потом узнал, снова решивший вернуться в монастырь.

— Конечно, в пустыне неудобно, на то и шли, — послышалось несколько голосов.

— Пастухи обижают да разбойники, — сердито настаивал грузный монах.

— Это и в монастыре обидеть могут, — сказал я.

— В монастыре стражников можно поставить.

— Ну, конечно, стражников в пустыне поставить нельзя, — засмеялся я.

О. Сергий все время сочувственно кивал мне головой. И я видел, что опасность для пустынножительства постройки монастыря он понимает вполне. Впоследствии один из старых пустынников сказал мне прямо:

— Вся эта затея о. Илариона — бесовское дело. О. Сергий не говорил так определенно, но было видно, что думает он именно так.

— Приходите к нам, — сказал мне о. Сергий, — там всех увидите. Со всеми поговорите… Мы не хотим монастыря.

— А зачем подписи дали? — почти злобно спросил монах, предлагавший стражников. О. Сергий помолчал и сказал тихо:

— Чтобы мир был… Пусть хлопочет… Мы будем жить — по-прежнему…

На этом спор кончился. Попрощались до июня. Я теперь знал, что найду то, что искал, увижу тех людей, которых увидать было для меня так важно. И действительно, через несколько месяцев я увидал и настоящих пустынников и внутреннего врага их в образе «строителя монастыря».

От Сухума до Аджар, местности, близ которой на горах живут пустынники, восемьдесят верст.

Драндский монастырь несколько в стороне от этой дороги, в двадцати верстах от Сухума.

Свидание с о. Сергием было назначено в Драндах, а потому я не мог из Сухума отправиться прямо в Аджары.

Обстоятельства дали мне возможность перед отъездом в Драндский монастырь видеться с сухумским духовенством.

Прежде всего я стал, разумеется, расспрашивать о пустынниках. Высшие представители белого духовенства сведения о них имели неясные, но в общем относились к ним гораздо симпатичнее, чем монахи.

— Мы знаем мало об их жизни, — сказали мне, — иногда они приходят к нам в Сухум исповедоваться, впечатление производят очень хорошее. Одного старика, например, у нас прямо считают за святого. Но много бывает и неудачников: от монастыря отобьются и в пустыне жить не могут. Так и бродяжничают из монастыря в горы, с гор в монастырь. Во всяком случае, пустынножительство заслуживает глубокого внимания.

Мое путешествие вызвало большое сочувствие, но при данных условиях они считали его совершенно невыполнимым. Благочинный, в ведении которого находится Аджарская церковь, прямо сказал:

— Сейчас нельзя идти в Аджары.

— Почему?

— Обвалы! Погода стоит небывалая, почти два месяца с весны идут дожди. Дорога до Аджар узкая, около скал. Падают глыбы камней. На днях около Богатской скалы человека убило; дорогу, кажется, не поправили еще.

Другой священник предостерегал от грабителей и предлагал переговорить с начальником округа, чтобы до Аджар были даны стражники…

Я спросил:

— Можно ли достать лошадей до Аджар?

— Доехать на дилижансе можно только до Цебельды, тридцать верст от Сухума, а дальше придется идти пешком.

— Разве почта не ходит там?

— Что вы! Какая почта! Вот сами увидите, — местность совершенно дикая.

Но, в общем, все настаивали на одном:

— Пока погода не переменится, в Аджары идти нельзя. Лучше побывать сначала у пустынников близ Адлера.

Я был в полном недоумении: идти или не идти?

Но прежде всего мне надо было съездить в Драндский монастырь, чтобы выяснить, ждет ли меня о. Сергий, и условиться с ним, как быть дальше.

***

Я выехал из Сухума под проливным дождем. Дорога совершенно размыта. Шоссе превратилось в жидкую грязь, в которой разбросаны острые камни. Крылья «линейки» обвисли липкой глиной, с плоского верха и со спущенного брезента на колени ручьями льется вода, но лошади несутся вскачь и, несмотря ни на что, ехать весело.

Проехали семь верст. Станция Духан. Около духана по обыкновению масса народа. Кажется, эти люди в башлыках и черкесках только и делают, что сидят за столиками, пьют вино и ведут бесконечные разговоры… Их невозможно представить за «работой». И невозможно духан представить без них.

Извозчик поит лошадей. Потом подходит к столику. Здоровается со всеми. Что-то говорит, очевидно обо мне, потому что все оборачиваются в мою сторону и рассматривают с любопытством.

Остановка минут десять, и мы скачем дальше по жидкой избитой дороге. Чтобы не выскочить из линейки, приходится держаться обеими руками. Слава Богу, хоть дождь стих, можно откинуть брезент и вздохнуть свежим воздухом.

Шоссе все время идет по берегу моря. И нет-нет откроется из-за дач темно-голубая полоса, и виден ряд бесконечных туч до самого горизонта. Нет, должно быть, сегодня уже не разгуляется!

«Отцы» в Сухуме наговорили мне таких страхов об Аджарской дороге, что теперь, под дождем, я почти окончательно решил ехать сначала в Адлер. А извозчик точно нарочно рассказывает:

— Кукуруза нэт… Табак нэт… Дороги нэт… Беда рабочему человеку… Такой дождь никогда нэ был Сухуме!.

— Может быть, пройдет теперь.

— Дождь пройдет? — Он даже поворачивает ко мне свое удивленное лицо. — Зачэм пройдет?.. Нэ пройдет…

И, действительно, точно в подтверждение его слов облака совсем нависают над морем, и в горах глухо отдается гром.