Гравер - [16]
Когда посыльный привел наконец сонную и раздраженную Присциллу, крику и суеты стало еще больше. Мальчик очумело метался между ними, начисто забыв и о хозяине, и о всех его поручениях. Присцилла кляла последними словами и Гравера, и мальчишку, и роженицу, а более всего — свою злополучную судьбу, которая вечно сталкивает ее с олухами.
Схватки на какое-то время прекратились.
— Эй, красавчик, — подала голос женщина. — Подойди-ка сюда.
— Вы это мне?
— Кому ж еще, господи!
Голос у нее был прерывистый, задушенный, речь ей давалась с трудом. Гравер подошел ближе и присел на обитый войлоком табурет. Лицо женщины было мокрым от пота, рот широко раскрыт, глаза бессмысленно вытаращены, зрачки закатились, она дышала тяжело с глубинными всхрипами. Увидев его искоса, она, однако, криво усмехнулась, послышалось даже сипловатое подобие смешка.
— Да ты впрямь красавчик, парень. Это кто ж тебя так?
Гравера передернуло от невольного воспоминания.
— Не видал, кто, — ответил он, не удержался и усмехнулся.
— Так бывает?
— Бывает всяко. Не понимаю, зачем вы меня это спрашиваете.
— Сама не знаю. У меня маловато времени. Слушай, а тебя звать-то как?
— Меня редко зовут по имени. Хочешь назвать — зови Гравер.
— Хорошо, Гравер. Я вот что сказать-то хотела. Если что-то случится со мной — ну мало ли! Так вот, ежели что случится, мальчика назовете Иден. Да. Самое подходящее будет для него имя. Ну а коли девочка родится, так пусть будет Дороти.
— А что может случиться?
— Сам же сказал — бывает всяко. И еще. Никому не говори про меня, ладно? Никому. Отродясь ты меня не видывал. Ребенка можешь сдать в приют, коли уж так придется. Только соври что-нибудь. Бог простит. Он не такое прощает. Человечек ты одинокий, куда тебе вошкаться с чужим дитем! Но про меня — никому — ни слова. Потому что худо будет и ему, и тебе. Я правду говорю… Самое смешное, я всегда говорю правду, а мне не верят. Приходится врать… А будут спрашивать — скажи, подбросили на порог. Выхожу, мол, а оно и лежит… Я должна была вытравить этот плод, понимаешь. Я поклялась, а куда было деваться. На Святом распятии поклялась. Человек, который держал Распятие в руках, шутить не станет. Вот так! Поклялась Иисусу убить в утробе свое дитя! И получается, что Спаситель принял мою клятву. Так вот, он-то принял, а я — передумала.
— Ну а если всё обойдется, куда пойдешь?
— А не решила пока. Не могу всё зараз решать. Вот выживу, там и подумаю. А не выживу, так и думать не надобно. Пусть Господь подумает, он, говорят, добрый. А сейчас — поди, позови ту бабку. Злая она. Это хорошо. Жалостливым верить нельзя. Жалостливые сегодня пожалеют, завтра продадут. А злая или уж на порог не пустит, но если пустит, то уж не продаст. Иди, говорю, скорее, кажется, началось.
Через час женщина родила девочку. Молока у нее не было, и Присцилла дала младенцу козьего молока. Роженице налила аперитива с тем же козьим молоком. Та, выпив, попросила еще, однако не дождалась и уснула.
А утром она исчезла. От нее остался лишь дешевый кустарный медальон с прядью русых волос и скверной литографией, на коей была изображена женщина, отдаленно напоминавшая владелицу медальона, с неестественно румяным лицом и роскошными кудрями.
— Ты ведь не сдашь Дороти в приют? — спросила Присцилла, сверля его глазами. Она сидела на скамье, покачивая и прижимая к себе плачущую девочку.
— Но…
— Только попробуй избавиться от нее. Я тебе глаза выцарапаю, если только посмеешь, чертов урод!
— Я хотел сказать — по-моему, вы делаете ей больно. И еще…
— Это я делаю ей больно?! — свирепо вскинулась Присцилла и тотчас сникла. — Пусть уж она со мной останется. Никто не узнает, Богом клянусь. С мальчишкой посыльным я сама переговорю, да так, что у него память на сто лет отшибет…
Через неделю в дом пожаловал хорошо одетый господин в длиннополом, отороченном мехом плаще с массивной серебряной застежкой возле шеи, в широкой шляпе из синего фетра, в высоких ботфортах и с изящной палисандровой тростью. Лицо же господина, в противоположность одежде, было лишено и тени благородства и напоминало булыжную мостовую. Он снял шляпу и небрежно сунул ее Граверу.
— Поди, позови хозяина.
— Я хозяин, — ответил невозмутимо Гравер и повесил шляпу на крюк.
— Ты? — незваный гость глумливо хохотнул. — Ну, ты так ты. Тем лучше. Скажи-ка, любезный, а не появлялась ли в доме, или где поблизости, некая дама по имени Гризелла Фирлинг? Только врать не вздумай.
— С чего бы мне врать, господин хороший. Однако, право же, отродясь такого имени не слыхивали. Гризелла…
— Она могла назваться как угодно. Хоть Марией Магдалиной. Одета так себе. И главное… — гость многозначительно скрестил ладони возле живота. — Понял?
— А чего не понять. Толстуха, что ли? Толстух у нас тут в округе не счесть. Может, и Гризелла среди них есть. Чудное, право, имечко. Гризелла…
— Брюхатая она, дурак! — раздраженно возвысил голос гость. — Беременная. Не понял еще?
— Как не понять. Да только я никакой вам не дурак. Хоть кого спросите. И не видали мы тут никаких брюхатых Гризелл.
Гость презрительно фыркнул и пристально огляделся.
— Там кто-нибудь есть? — он указал тростью наверх.
«…Туманность над выбритыми верхушками акаций сгустилась, а внутри нее, словно за полупрозрачной пленкой, запульсировало какое-то странное клубящееся, веретенообразное движение. Темно-серое с редкими лиловыми и розовыми переливами. Очертания менялись так быстро и внезапно — от корявого сталактита, до геометрически точного усеченного конуса, — что оторвать взгляд было невозможно. Туманность стала все более и более походить на одушевленное существо. Бесформенное, медузоподобное».
Бывший сокурсник предложил Але плёвую работёнку: сиделочкой посидеть у старой тётки, работа не грязная, не нервная, вообще считай, никакая — сиди и слушай, что старушка будет лопотать. А тётка то и дело говорит о каком-то кладе…
Они встретились в странном мотеле, занесенном снегом по самую крышу, и в ленивом, светлом летнем кафе, заметенном тополиным пухом… У обоих — мягкий провал в сознании. Вспоминаются некие мишурные лоскуты. Пролежни в памяти. Что спряло им веретено Ананке-Неизбежности?
В море не бойтесь штормов, не бойтесь льдов, не бойтесь пиратов, не бойтесь виселицы, бойтесь бездны!..
Дождливым апрельским днем, около пяти вечера, в безотрадно грязном сквере рядовой советский человек по фамилии Саранцев ощутил тягостную бессмыслицу жизни. И всё, что произошло в тот вечер, подтвердило его ощущение. Всё, кроме зеленого попугая.
Ему двадцать пять лет не давала покоя странная история, приключившаяся в последнем армейском карауле. Наконец-то нашелся тот, кто выслушает ее и поймет…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.
До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.
Представители семейства Медичи широко известны благодаря своей выдающейся роли в итальянском Возрождении. Однако их деятельность в качестве банкиров и торговцев мало изучена. Хотя именно экономическая власть позволила им захватить власть политическую и монопольно вести дела в Европе западнее Рейна. Обширный труд Раймонда де Рувера создан на основе редчайших архивных документов. Он посвящен Банку Медичи – самому влиятельному в Европе XV века – и чрезвычайно важен для понимания экономики, политики и общественной жизни того времени.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.