Гравер - [14]
— Ишь, забегала, сука сраная, — обрадованно и зло заверещала вслед дочь старика Нормана.
— Да сама ты… — сказал вполголоса Гравер.
Каппа отрывистым лаем дополнила недосказанное.
Каппа вывела на могилу сама. Она располагалась между воротами и часовней. Крепкий, трапецевидный памятник серого гранита. Надпись классическим римским капиталием с восхитительной небрежностью мастера:
Гравер долго, улыбаясь, водил пальцем по граням высеченных букв, беззвучно шевеля губами, задавая нескончаемые вопросы мастеру, и камень отвечал ему его голосом. Текли слезы, но на душе было светло.
У кладбищенских ворот грудилась стайка нищих. Впрочем, для нищих они выглядели вполне упитанно и добротно. Среди них Гравер без особого удивления признал Барта, мужа Присциллы. Он был пунцов от вина, суетлив. Шагнул навстречу, но Каппа отозвалась таким злобным, хрипящим рыком, что он остановился.
— Эй, приблудыш! Так мы насчет чемоданчика недоговорили. Где он у тебя, кстати? Мне тут знающие люди сказали, что там инструменты, которые сумасшедших денег стоят. Я ж знать про то не знал. Ну баба, положим, дура, но я-то не дурак, слава богу. Давай так: ты мне чемоданчик, и лети себе вольной птахой. Так где он у тебя, чемоданчик-то?
— А здесь, — усмехнулся Гравер. — В котомочке. Я ее развяжу, а ты покудова Каппу подержи. Ну?
Он сделал вид, что хочет выпустить из рук ошейник утробно ревущей и рвущейся твари. Барт отскочил с завидным проворством.
— Погоди-ка, — коренастый человек с тяжелой квадратной челюстью, в старой заношенной солдатской блузе и шароварах, вправленных в сапоги, бесцеремонно отпихнул Барта в сторону. — А ну-ка давай, отпусти своего кабыздоха! Я с ними быстро управляюсь, не привыкать. Тявкнуть не успеет, а уж я ей глотку сломаю.
Он улыбался, вертя в руках короткую ременную плетку. Хотел сказать еще что-то, но осекся, встретившись взглядом с сузившимися волчьими глазами Гравера.
— Что ощерился, страхолюдина?! Думаешь, я тебя боюсь? — выкрикнул он плаксивым фальцетом. — Я не таких об колено ломал!
Однако, постояв немного в воинственной раскорячке, вдруг стих, сник и угрюмо отошел, уступив дорогу Граверу и Каппе.
Гравер успокоил Каппу, потрепав ее меж ушей, поправил котомку и, не глядя более на растерянно галдящих людей, зашагал прочь.
— Эй, парень!
Барт быстро шагал за ним, жестами предлагая остановиться.
— Ну?
— Погоди, давай мирно поговорим. Слушай, парень, я ведь не шутки сюда пришел шутить. Я человек приличный и закон уважаю. Не то, что эти. Ну в общем, если мы с тобой полюбовно не договариваемся, я иду прямиком в Городскую управу и рассказываю, что да как было. И как ты думаешь, сколько мне отвалит родня того баронета, которая осталась с носом после его смерти, если я вместе с тобой спроважу в тюрьму Ее величества также и шлюху Констанс? Я дорого не возьму, но и продешевить не хочу. Думай и не торопись так.
Гравер покачал головой и сплюнул под ноги.
— Это ты торопишься, а не я. Потому что пока ты добежишь, да все растолкуешь, меня уж и в городе не будет. А найти меня дело непростое. У меня ж дома нет. Это раз. Потом, с Констанс тебе не совладать, уж мне поверь. Да и дело давно забытое. Это два. Ну и третье. Ежели все будет по-твоему, то в тюрьму в первую очередь пойдет твоя жена Присцилла. А оно тебе надо?
— А отчего ж нет? — хохотнул Барт. — Закон он ведь есть закон. Для всех писан. Она пойдет в тюрьму, дом и дело ко мне перейдут. Я тут давно уж красотку пухлую приглядел. Ребеночка уже ждет от меня. Наследничком моим будет. Присцилла же бесплодна, как сухая головешка. Так как, договоримся?
— Договоримся, — Гравер снова сплюнул под ноги. Увещевающе потрепал по загривку Каппу, полез в котомку, повозился там и вытащил завернутый в бархотку медальон Констанс. — Ну?
Развернув, Барт издал странный сипловатый звук, схожий с икотой, переменился в лице и тотчас, воровато обернувшись на своих товарищей, быстро и судорожно запихнул медальон куда-то за ворот.
— Так как? Пойдет? Если нет, так давай назад. Ничего другого не предложу. Пойдет?!
— Да пойдет, ясно дело! — лицо Барта распирало от радости. — Только… да ладно, чего уж там.
Гравер сплюнул третий раз, затянул котомку, перекинул ее через плечо и зашагал прочь. Однако затем обернулся и произнес раздельно:
— Мы квиты, Барт. Ты запомни это. И знай, если с Присциллой и Констанс что-то все же случится, я тебя найду везде. Запомнил?
— Как не запомнить, — осклабился Барт ему вслед. — Ты, гляжу, серьезный. Только ты скажи, что тебе Присцилла-то? А? Ну Констанс — сисястая, течная сучка, понимаю. А уж Присцилла-то. Страшней смертного греха. А? Неужто запал?
Голос Барта заскворчал, как шматок сала на сковороде. А лицо расплылось с дрянной улыбке.
— Она — дочь старика Нормана, — бросил Гравер, не обернувшись.
Дороти
Гравер вернулся к Ремеслу. Вернее оно само пробудилось в нем от летаргии, вновь растворилось в крови жаркой пригоршней соли.
Рисунок рождался практически мгновенно. Едва явившись в темных извивах воображения и обретя ясные очертания, он тотчас отсвечивался пульсирующей проекцией в глубине металла, камня, дерева, делая их теплее плоти, податливей глины и прозрачнее воды. Гравер терпеливо и упоенно счищал ненужную скорлупу, все, что мешало увидеть наконец его воочию, вживую, встретиться с ним кончиком пальца.
«…Туманность над выбритыми верхушками акаций сгустилась, а внутри нее, словно за полупрозрачной пленкой, запульсировало какое-то странное клубящееся, веретенообразное движение. Темно-серое с редкими лиловыми и розовыми переливами. Очертания менялись так быстро и внезапно — от корявого сталактита, до геометрически точного усеченного конуса, — что оторвать взгляд было невозможно. Туманность стала все более и более походить на одушевленное существо. Бесформенное, медузоподобное».
Бывший сокурсник предложил Але плёвую работёнку: сиделочкой посидеть у старой тётки, работа не грязная, не нервная, вообще считай, никакая — сиди и слушай, что старушка будет лопотать. А тётка то и дело говорит о каком-то кладе…
Они встретились в странном мотеле, занесенном снегом по самую крышу, и в ленивом, светлом летнем кафе, заметенном тополиным пухом… У обоих — мягкий провал в сознании. Вспоминаются некие мишурные лоскуты. Пролежни в памяти. Что спряло им веретено Ананке-Неизбежности?
В море не бойтесь штормов, не бойтесь льдов, не бойтесь пиратов, не бойтесь виселицы, бойтесь бездны!..
Дождливым апрельским днем, около пяти вечера, в безотрадно грязном сквере рядовой советский человек по фамилии Саранцев ощутил тягостную бессмыслицу жизни. И всё, что произошло в тот вечер, подтвердило его ощущение. Всё, кроме зеленого попугая.
Ему двадцать пять лет не давала покоя странная история, приключившаяся в последнем армейском карауле. Наконец-то нашелся тот, кто выслушает ее и поймет…
Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.
До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.
Представители семейства Медичи широко известны благодаря своей выдающейся роли в итальянском Возрождении. Однако их деятельность в качестве банкиров и торговцев мало изучена. Хотя именно экономическая власть позволила им захватить власть политическую и монопольно вести дела в Европе западнее Рейна. Обширный труд Раймонда де Рувера создан на основе редчайших архивных документов. Он посвящен Банку Медичи – самому влиятельному в Европе XV века – и чрезвычайно важен для понимания экономики, политики и общественной жизни того времени.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.