Грановский - [45]

Как настоящий ученый, Грановский обрисовывает всю трудность ситуации и нисколько не претендует на постижение абсолютной истины. Напротив, он ясно понимает, что, разуверившись в старой философии истории, он сейчас может лишь в самом общем виде сформулировать задачу будущей теории: она должна быть теорией постижения «законов, определяющих движение исторических событий», учитывающей связь истории с природой. Наметив некоторые связи истории человечества с природой, он заполняет пустоту в постижении специфики общества фразеологией о творце и провидении, которая, разумеется, могла удовлетворить лишь слушавшее его начальство, но не может считаться его собственным, действительным мнением о специфике исторического развития. Но обобщения, сделанные в речи, не вбирают в себя того богатства материала и, так сказать, малых, частных обобщений, которые Грановский делает в самом процессе исторического анализа относительно специфических законов исторического развития.

Мы имеем в виду прежде всего то, что пишет Грановский о социально-политической стороне исторической жизни человечества и что должно было бы быть выведенным за пределы «естественной необходимости», если вместе с Грановским считать, что она относится лишь к «роковой основе» истории; о расслоении общества на «касты» — сословия, классы, о их борьбе, о постепенностях и революциях. Все это, конечно, специфика истории, и притом не привнесенная извне, как у Гегеля («логическая»), а ее собственные, имманентные законы. Однако всему этому огромному материалу, которым Грановский владеет применительно к истории человечества от первобытности до эпохи европейских революций середины XIX в., в его обобщении места не нашлось.

3. ЭКОНОМИКА И ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ

Но есть и еще одна область, на которую также был обращен взор московского профессора в последние годы деятельности, когда он искал специфические законы исторического развития, но которая также не попала в сферу его обобщений.

Грановский рассматривал состояние и причины падения римского мира. Описывая политическое состояние Рима в IV и v вв. н. э., он отмечал, что высшим классам, администрации противостоял народ — рабы и свободные, которые все более и более впадали в пауперизм вследствие обогащения высших классов. Развивая мысли прежних курсов и связывая падение Рима с пауперизмом, объясняя это падение социальными противоречиями, Грановский в то же время говорил: «Самое величайшее зло, под которым погиб древний мир, это была нищета, пауперизм» (21, л. 11). Однако, не ограничиваясь этим решением, Грановский искал объяснений тому же факту в характере производительной деятельности, на которой базировался древний Рим, в его «производительных силах» (см. 7, 9, 26–27). «Вообще нужно держать в памяти, — говорил он, — что древний мир, при всей наружной красоте своей, был непроизводителен в материальном смысле. Он не умел владеть материалом, веществом, как владеют им новые народы. Можно сказать, что в течение всей древней истории суммы, богатства не увеличились, но только передвигались» (21, л. 11).

Чем же объяснял Грановский застойный характер античного производства — недостаточное использование прекрасных римских дорог, чисто военный характер «мануфактурной промышленности», принадлежавшей государству, и почти полное отсутствие частных мануфактур? Говоря современным языком, он объяснял все это рабским способом производства, производственными отношениями, господствовавшими в Риме: «…частные лица не имели нужды в этих фабриках, ибо при той системе рабства, которая господствовала в Римской империи, каждый — самого малого состояния— человек имел раба, двух, трех, которые снабжали его всем. нужным… раб был для древнего мира нечто вроде наших машин в еще более развитом употреблении. Вы видите, следовательно, общество без производительной мануфактуры, без торговли в ее настоящем значении» (21, л. 11 об.). Этим паразитическим характером римской экономики, способа производства объясняется и то обстоятельство, что производительные силы общества находились в состоянии стагнации, «производительные силы ее (Италии. — З. К.) были ничтожны не потому, что природа отказала ей в том, но исторические условия сложились так невыгодно, что она должна была питаться извне как чужеядное растение и зато и должна была пострадать» (7, 9, 26). Если современный мир стремится освободить человека с помощью машин, то подобной цели, ввиду экономической (рабской) структуры римского общества, не было в античном мире (см. 21, л. 21 об. — 22).

Наряду с этим ремесленно-промышленным застоем шел процесс централизации земледельческих участков, образования небольшого числа владельцев крупных латифундий, с одной стороны, и городского неимущего плебса — с другой; «собственность сосредоточивалась в немногих руках, в руках богатых землевладельцев, обрабатывавших землю рабами или отдававших ее на оброк колонам» (21, л. 12).

Довершала это разорение основной массы римского населения система налогов, которая «делалась страшным бичом народа», особенно земледельцев, и не затрагивала относительно малочисленный привилегированный слой военных, служителей культа; среднее сословие — эта опора римского государства — «погибло под этим гнетом» (21, л. 13 об.).