А с тем, как они выглядели, пахли и двигались — не было отбоя от от людей помоложе, желающих составить тому или иному Шанкараппе в этом компанию.
Нет, сингулярности и человеческие врачи неоднократно пытались вмешиваться и пытаться корректировать генетику обмена нейромедиаторов Шанкарапп. Рождавшиеся дети были столь же хороши собой, умны и по коммуникабельности вполне попадали в приличные области гауссова распределения. Но ни один из них не становился и вполовину так же велик в области своего интереса, как немодифицированные родственники.
Дискуссия о допустимости использования значительного нейроотличия в случае его социальной приемлемости продолжалась по сей день. В ней, разумеется, участвовали и сами Шанкараппы, и их аргументом за право существования им такими, как они получились сами, прихотью природы, было то, что не очень многие их современники были бы так успешны вне поддержки ИИ, как им это представляется.
Ну да, мы бы не выжили вне сингулярности.
Как будто вы бы выжили.
Кумар Шанкараппа был метафилолог. Слова не были частью его личной жизни, он интересовался словами, их текучестью во времени, их слияниями, биениями, отражениями, кроссбридингом языков и кроссинговером структурных единиц — как занимался бы классификационным анализом ископаемых на той или иной кислородной планете или механикой комплектации D-бран, то есть чисто отвлеченным образом.
Флоренсан Камю редко таскал Шанкараппу с собой и чаще всего отсылал пакет вопросов, а потом ехал получать консультацию сам. Непосредственный контакт с Шанкараппой обладал рядом сложностей, и организовать его было с нахрапу не просто. Однако, после некоторого опыта совместной работы, сам Кумар изъявил стремление обсуждать задачи группы Камю в личном контакте, и принимал задачу удаленно — а отдавал лично.
Его интересовали некоторые тонкости говорения слов участниками команды, которые с трудом передавались даже силами сингулярностей. Микровдохи. Задержки ритма. Смещения дикции. Динамика линий обращений в микрогруппе.
То есть, на самом деле, Кумар Шанкараппа постоянно отслеживал и анализировал все открытые коммуникации всей группы в принципе, но то — онлайн. А переносить в непосредственной близости к себе живых людей в количестве, большем, чем три-четыре, Шанкараппа просто не мог. Следовательно, двигаясь в собственной традиции принимать максимальный вызов, Шанкараппа требовал ходить к себе вчетвером. Одним из четверых, по умолчанию, всегда должен был быть глава исследовательской команды. Еще одним имел право быть кто-нибудь новенький.
На самом деле, список правил, согласно которым могла проходить личная аудиенция Кумара, занимал примерно двенадцать страниц убористого текста, и весь его Нъеди имела в голове, и весь этот список, до мельчайших деталей, обычно выполняла сингулярность, в которой Шанкараппа жил, а сейчас — пока опорная база их текущей сингулярности и цепочка ее активных трансляторов находились в неудобном положении за местным светилом — исполняла временно самостоятельная локалка станции.
Для Нъеди это означало лишние хлопоты по проверке и перепроверке, но локалка вроде бы справлялась. Для Шанкараппы это означало несколько суток жизни вне привычного ему бесконечного космоса информации, всего лишь с ограниченными базами локалки. Ну… представьте себе вашего современника, который по служебной надобности выехал на недельку за пределы сотовой сети с хорошо заряженной читалкой и десятком справочников в багажнике.
Это было большое неудобство. Но Кумар отлично понимал семантику конструкта служебной необходимости. Так что, когда группа Камю была переброшена на эту точку, Кумар Шанкараппа изъявил согласие присоединиться в целях скорости обмена соображениями, и принял погружение в сон, не покидая собственного жилища.
Пока переезжающий ученый спал, его жилье было полностью разобрано и отправлено вместе с Кумаром, как багаж, ну и разумеется, никому в голову бы не пришло будить каннеровского аутиста до полного восстановления его привычной обстановки.
И вот сейчас Флоренсан Камю брел с видом «у меня болят зубы, причем более всего в заднице» в сторону выхода из экозоны, за ним не менее угрюмо топала Майя, а Тарас и Остап шли на два шага сзади и толкались. Им было не привыкать — отец посреди любой серьезной задачи ходил как укушенный, что же, это его работа. Сейчас им предстояло слушать Кумара и переспрашивать, когда будет непонятно (он все равно услышит, что они не поняли, но обидится, если вопрос останется не озвучен), а что, нормальная работа канарейкой. А то отец уже часто понимал Шанкараппу на таких оборотах, что потом все равно приходилось возвращаться и просить объяснить еще раз для команды, а Кумара такое нервировало. Задачей Майи же было представиться и что-нибудь, неважно что, рассказать, чтобы Кумар лично ее послушал и внес в свою базу, ну и хотя бы для начала к ее физическому присутствию приобвыкся. Вполне вероятно, что на полуразговоре Майе придется откланяться и вернуться к озеру. Ничего страшного, ситуация всем понятна, никого не удивляет. Нейроотличные люди — нормальные люди. К Юю, например, в каюту тоже даже Товарищ Пак не совался, знаете ли.
