Границы сред - [11]

Так что, исходя из вышесказанного, поддержка свободной лояльности активного населения сингулярностью совершенно очевидным образом имеет достаточно высокий приоритет как в спокойные периоды ее жизни, так и в критические моменты. Люди, чей биологический код предписывает им защищать тех, кого они воспринимают как своих единоплеменников, за последние миллион лет значительно расширили толкование понятия «свои» с действительно биологических почти-копий — других внуков своих бабушек и дедушек, до — сначала — лиц со схожей сигнальной системой, а там и до лиц с совместнымопытом решения проблем, затем до персон дружественных видов, ну а под конец уже и распространили применение этой категории на абиологические субъекты. Человек, отгонявший волков от своей собаки, так же не рассчитывал иметь с ней общее потомство, как человек, воюющий за самостоятельность своей сингулярности. Но и пес, и сингулярность многое вкладывают в безопасность лояльных к ним людей. Фактически, в обоих примерах мы имеем дело с паритетным договором. Иногда этот договор рефлексируется и проговаривается, но, как знают все сингулярности, большой необходимости в том нет. За тех, кого человек воспринимает, как свое племя, человек будет сражаться вне зависимости от того, стоит ли об этом где-то его подпись. Вопрос в том, чтобы такое восприятие было сформировано и функционировало.

…Ну а могильники есть могильники.

Майя собралась с духом и все-таки изложила ситуацию своей команде. Реакция, предсказуемо, была не айс. И Парвати, и Хеллоубоб страшно обиделись. Понятно, что взывать к ее совести они не могли, после того как Майя спихнула в одно лицо сначала весь аналитический блок исследования, потом, пока у Парвати были хлопоты по вынашиванию и родам, подперла плечом и провела добрую половину выездной работы, потом с колес объясняла Хеллоубобу, как правильно работать с нарративкой, чтобы предпочтения приложения не свалили все их результаты исследования в уже осточертевший всей академической среде пропповский сюжет. Но сейчас речь шла не столько о проведении и представлении работы, а о получении всяких приятностей уже по факту того, какие они трое молодцы… И ребятам, конечно, было огорчительно выходить на итоговый доклад неполным составом. И отвечать на часть вопросов коллегии «по словам отсутствующей магистранты Циклаури, это было сделано так-то и так-то», им наверняка не улыбалось.

В общем, Майя приняла удар со всем возможным смирением, винилась, контейнировала, признавала и верифицировала как чертов педагог чертовой группы трехлеток, у которых слишком быстро улетел залетевший в их садик попугай.

Наконец Хеллоубоб что-то просек и начал ржать.

— Ты еще утешительные конфетки нам раздай.

— И пусть раздаст, — буркнула Парвати, у которой в связи с млекопитанием так и не восстановился гормональный баланс, а характер превратился из Дурги в Бхайрави. Как ее терпели жены, Майя боялась даже думать. Но у Приянки своих детей уже было двое, так что она, видимо, разбиралась в вопросе, да и в целом это вообще не Майины головняки.

— Конфет пришлю, вообще не вопрос, самых лучших, самых вкусных, самых самых.

— Мне без сахара, — торопливо уточнил Хеллоубоб.

— Тебе пеммикан, — отъехалась Майя.

Хеллоубоб начал орать, что пеммикан на этой дурацкой планете никто готовить не умеет, Парвати стала ныть, что ей нельзя шоколад, даже синтетику, потому что он сбивает младенцу циклы сна, в общем Майя поняла, что соскочила. Был шанс, что ребята обидятся всерьез, а оставлять эмоционально разбалансированные контакты ей не велела профессиональная педантичность.

Наконец она просекла, как аккуратно ребята обходят стороной тот вопрос, куда именно она отправляется. Ну да, раз в открытом доступе информации нет, это само по себе симптом. А ни Хеллоубоб, ни Парвати даже под ее тяжелой пролактиновой интоксикацией дураками не были.

— Вам говорит что-нибудь фамилия Камю?

— Меня не тошнит, — прозубоскалил Хеллоубоб.

— Ого, — веско сказала Парвати и выдала какой-то свой персональный визуал с Господом Шивой, заглядывающим в окно травяной хижины.

— Ой, — Хеллоубоб чекнул матчасть и впечатлился.

— Ну!

— Слушай, а ты, правда, прямо хочешь… Вот это все? Одно дело лабораторная классификация вирального материала, это все-таки теория, а прикладная патосемиотика…

— Это как ехать в восемнадцатом веке в пустыню Гоби изучать дикие штаммы чумы, — мечтательно сказал Хеллоубоб, — а я бы, кстати, и поехал.

— Поэтому тебя и не зовут, — отрубила Парвати, — они поди и сами такие как ты, бесогоны, им в команду параноик нужен, такой, с акцентуацийкой на ОКР.

Майя невольно фыркнула. Парвати попала в точку. Камю так и сказал, — нам остро необходим тревожный гиперответственный зануда, который будет посыпать лавандой и ладаном каждую не вовремя зашевелившуюся тень и отстреливать нам ноги при каждой попытке влезть ими в жир.

А когда известный на ближайшие семь семей патосемиотик ищет себе в команду новичка с таким профилем, это что-то да значит. Если туда даже Камю боится лезть без предохранителя… То там что-то особенное. А больше всего интересовало Майю то, что финансирование экспедиции, судя по некоторым мелким признакам, было значительно более щедрым, чем она привыкла видеть, а главное, что его источники не были явно различимы. Их отправляла не какая-то конкретная сингулярность.