Граница дозволенного - [24]

Эсекьель так удивился моему приезду, что все сомнения насчет возможных манипуляций с его стороны у меня сразу отпали. Я, бросив полураспакованный чемодан, принялась излагать свои выводы. С Бернардо все кончено. Раз моя измена раскрыта, я не могу больше с ним встречаться. Это не измена, возразил Эсекьель: какая же это измена, если он сам дал добро? Но я не слушала. Я хотела, чтобы он почувствовал охвативший меня страх, мое глубочайшее чувство вины. Да, я врала, врала, что не возражаю против его встреч с другими женщинами; мне не нужен такой расклад, я не хочу, чтобы нам с ним остались только унылые будни, а вся страсть тратилась на эксперименты с чужими людьми. Я не хочу рыскать в поисках мужчины для постельных утех. Почему он сам не может со мной спать? Почему я должна искать себе любовника? Или его это возбуждает? Эсекьель призывал меня успокоиться — он не просил меня ни искать любовника, ни бросать его. Привычный цинизм во всей красе. Я возмутилась, что именно он внушил мне чувство вины, он заставил меня бояться самой себя. Чемодан валялся на кровати с разинутой пастью, будто его вот-вот вытошнит нашим грязным бельем. Я выхватила первое, что подвернулось под руку, и бросила в корзину для стирки. Как, спрашивается, он предлагает мне жить дальше, не занимаясь любовью и не заводя любовников? Пусть объяснит, по крайней мере на это я имею право, потому что после пятничного разговора я в полной растерянности.

В тот вечер мы выкурили косячок, прежде чем сесть за стол, а потом, за ужином, выпили вина. Я искала способы заглушить смятение. Потом я лежала на диване, уставившись в потолок, а Эсекьель в той же позе лежал на противоположном. Стопка книг на столе между нами делила Эсекьеля пополам: с одной стороны торс в старой футболке, а с другой — голые ноги от колен.

Я выпалила, что прошлой ночью спала с Бернардо. Во мне бушевала мстительная холодная ярость, которую я оправдывала пережитым страхом. Травка неплохо развязывает язык. Я начала рассуждать издалека, о жизни в целом, словно пытаясь проанализировать все со стороны, словно происходящее не имело к нам непосредственного отношения. Поведала, какую бурю чувств испытала, представляя, что Бернардо овладевает мной у него на глазах. Рассказывала без всяких эмоций, будто на приеме у психолога. Потом призналась насчет паники. Меня скребло изнутри ощущение уязвимости, будто острое лезвие, способное подкосить и куда более стройные доводы.

Я посмотрела на Эсекьеля, желая, чтобы он меня обнял. Он, конечно, понял это, но продолжал лежать в задумчивости, глубоко затягиваясь сигаретой.

За раскрытыми окнами зеленели склоны Санта-Лусии. Поток машин в этот поздний час уже поредел, струйкой сигаретного дыма играл неуловимый ветерок. Эсекьель, похоже, не собирался нарушать дистанцию, разделившую нас с самого моего приезда. Дошло до того, что он спросил, не возражаю ли я против его присутствия. О чем он?! Накануне я занималась любовью с другим мужчиной под его воображаемым взглядом, а потом чуть Богу душу не отдала! Он считает, что я готова платить вечным страхом за возможность иногда заняться сексом, как нормальная женщина? Мое возмущение его не тронуло. Загасив окурок в пепельнице, он устремил взгляд в ясную летнюю ночь за окном. Я же сама говорила, что воображаемая слежка меня заводит? Поднявшись, он подошел ко мне, уселся рядом, посмотрел долгим взглядом — и поцеловал. «Как тебе?» — спросил он. Его рука скользнула мне между бедер. Я дернулась от неожиданности, пораженная и действиями Эсекьеля, и немедленным откликом своего тела. Что он делает?! Рука нырнула под подол легкого платья. Эсекьель попросил, чтобы я испытала сейчас то же самое, что и вчера. Я велела ему прекратить. Но он поцеловал меня снова. Его ладонь скользнула выше, и пальцы принялись ласкать меня под трусиками. «Это Бернардо входит в тебя, а я смотрю, как ты кончаешь, ладно тебе, Амелия, достаточно взглянуть на твое пылающее от наслаждения лицо…» Мое тело двигалось само, повинуясь возбуждению. Эсекьель стянул с меня белье и принялся ласкать внутри, медленно, но не снижая напора. Как ему там? Я почувствовала, как в меня проникает его средний палец. Ему доставляло удовольствие смотреть, как я распаляюсь, он смотрел, смотрел, как Бернардо входит в меня, слушал мои стоны, просьбы не останавливаться. «Вот так, Амелия, пусть Бернардо доведет тебя до оргазма». Я взмолилась, чтобы он взял меня. Но нет, это ведь Бернардо берет меня, а он только смотрит, и ему нравится смотреть, как я дохожу до вышей точки. «Вот так, Амелия, сейчас, уже вот-вот, так, Амелия, да, Амелия…»

Я заснула, вцепившись в него, слегка дрожа, не соображая, что мы натворили. Страх мучил меня меньше, чем накануне. Долгие годы безопасность и любовь я понимала совсем по-другому, теперь все изменилось. Теперь я на неизведанной территории, менее знакомой и менее привычной, более опасной и более дикой, по которой нет других проводников, кроме телесного наслаждения. Это наслаждение проникло в меня и не отпускало, как не отпускает сознание душевная травма. Это неизвестное, пугающее чувство разгоняло тьму своим сиянием, несмотря на то что пока его огонек еще только разгорался.