Граница дождя - [6]

— Почему же, можно каждый год ездить куда-нибудь на недельку, в Псков или, например, в Кижи.

А ей так хотелось на море! Только и была там один раз, в пионерском лагере в Анапе… Старик он и маменькин сынок. Именно это она выкрикивала, не находя других слов, повторяя и повторяя, распаляясь все больше, в единственное их объяснение.

Он хотел обедать у мамы каждое воскресенье. Лина терпеть не могла эти походы, квадратный стол, загромождавший середину комнаты, к их приходу чопорно накрытый белой скатертью, обед из четырех блюд с рюмочкой водки (одной, не больше!) из миниатюрного хрустального графинчика. Часа через два обед завершался чашечкой кофе, сваренного по какому-то якобы особому рецепту. За столом непременно сбивались на профессиональные медицинские разговоры. Лина как-то изумилась: «Неужели на работе не надоедает?» — и получила в ответ: «Ты никогда не будешь врачом!» Забыв, как рыдала, срезавшись на биологии, Лина вспылила: «И не надо. Получай свои копейки! А я с дипломом медучилища могу пойти на курсы косметологов и стану тебя и детей кормить!» Она действительно подумывала об этом, но стоило ей как-то заикнуться, мама отрезала: «Обслугой стать?!» — с таким презрением, что желание враз пропало. Лина тогда даже несколько изумилась маминой горячности, только много позже поняла, что она вложила в свой возглас всю ненависть к бездарным частникам и особенно — к высокомерным клиенткам. И хотя к этому времени у нее образовался небольшой, но прочный круг заказчиц, ценивших ее мастерство и ставших приятельницами, мама по-прежнему стыдилась этого заработка.

Еще раз готовиться, переживать экзаменационный кошмар Лина не стала. Медсестра — нормальная профессия. Добросовестно выполнила свои обязанности — и домой. А Паша помимо ночных дежурств то и дело норовил в воскресенье перед обязательным визитом съездить посмотреть на кого-то из послеоперационных. Он робко говорил: «Я заскочу в больницу, а у метро встретимся и вместе пойдем». Эти проклятые обеды… Лина говорила: «Единственный выходной тратить», а он: «Это для меня единственный отдых». Ну как могла у них получиться семья? Вдобавок Лина ревновала его к медсестрам, хотела перейти к ним в больницу, но Паша был категорически против.

Так у них жизнь и не склеилась. Лина даже чувствовала вину перед Пашей, вроде как она его использовала. Познакомились они в больнице, куда ее от училища направили на практику, сходили два раза в кино, а когда она провалилась на биологии, он поцеловал мокрые от слез глаза и позвал замуж. Ей было девятнадцать лет, и внезапное превращение во взрослую женщину, конец маминой домашней тирании, собственная квартирка, любящий муж — о чем еще можно было мечтать! А любовь? Это только в кино красиво, успокоила она себя.

Подали заявление в загс, а через неделю оттуда позвонили и вежливо попросили представить свидетельство о рождении. Она удивилась, но привезла.

— А свидетельства о перемене имени у вас нет? — деревянным голосом спросила та самая женщина, что, приторно улыбаясь, медовым сопрано поздравляла их с «подачей заявления о вступлении в законный брак».

— Не знаю, надо у мамы спросить, никогда раньше не требовалось, — растерялась Лина.

— Раньше, может, и не требовалось, а у нас ответственное учреждение. Вы ведь фамилию меняете, надо все проверить.

— Что все? — изумилась Лина.

Женщина посмотрела на нее презрительно-сочувственно.

— Девушка, вы же в брак вступаете, во взрослую жизнь, пора быть посерьезнее. Мало ли зачем люди фамилию хотят сменить, мало ли что им надо скрыть.

Она долго разглядывала свидетельство с подозрительным штампом «повторное», даже на просвет смотрела.

— Ну ладно, — вздохнула, возвращая, — идите, но поинтересуйтесь у мамы, есть ли документ о перемене имени, еще не раз может понадобиться.

Первых двух букв имя ее лишилось после того, как Сталина вынесли из Мавзолея. Тетя Таня болела, уже почти не вставала, и Лина каждый день после школы носила ей обед, а мама приходила вечером. Перебираться к ним тетя Таня категорически отказывалась:

— Умру в своей постели, скоро с братцем повстречаюсь, приветы от вас передам, он порадуется, что детки хорошие растут. Расскажу, что Владик уже подал документы в летное училище, а ты, Линочка, не изменяешь детской мечте и стремишься в медицину. И как Ирочка ему верность все эти годы хранила, тоже расскажу.

Болезнь сделала тетю Таню словоохотливой и сентиментальной, но трезвости ума не лишила. И про перемену имени речь завела именно она. Лина к нему привыкла, не испытывая ни гордости, ни стыда. Тем более что слышала полностью редко: Лина и Лина. Но когда в «Правде» появилось сообщение о выносе тела вождя, первый хулиган их класса Вовка Плющин издевательски процедил:

— Ну что, выкинули тезку твоего из Мавзолея и имя замазали. Теперь только ты и осталась на память о кровопийце! Спасибо скажи папе с мамой!

Кругом захохотали, а она стояла беспомощно, впервые поняв, что это клеймо на всю жизнь. Ей и в голову не пришло, что есть выход. Но в тот же день тетя Таня, у которой радио не выключалось, и все новости она знала первой, сказала жестко: