Грани жизни - [43]

Когда Вера Семеновна попыталась помешать племяннице устроить скандал по телефону, Галина, вырвавшись от нее, как тигрица из клетки, крикнула: «Пусть у этого негодяя сердце перевернется!»

Так ведь и у самой Галины, оскорбившей своего жениха, с сердцем то же самое происходит!.. А Петя Мельников, оскорбленный своей невестой, так грубо и беспощадно, — что он сейчас переживает!.. Его измученное, несчастное лицо так и стоит перед глазами Петра Семеновича. И, пожалуй, Пете Мельникову сейчас тяжелее всех: ведь не только он сам оскорблен, но и его товарищи, а также и работа, которой они заняты во имя своего общественного долга. И все, все из-за трубкинского «вторжения» — право же, дорого обходится «преданность. охрана чести и авторитета» начальства вот такими «индивидами», как Трубкин!

«Так какого же лиха ты будешь держать у себя подобного заместителя? — вновь потребовал ответа тот же требовательный голос. — Почему рядом с умным, талантливым Платоновым будет продолжать подвизаться этот конъюнктурщик Трубкин? Ты же сам не раз собирался перевести его, например, в хозяйственный отдел завода, а после этого неприятного случая и тем более следует откомандировать Трубкина. Среди молодых конструкторов есть немало действительно достойных людей, есть из кого выбрать второго заместителя!»

«Конечно, найдется такой настоящий работник, но… почему такая спешка, особенно сейчас… после плодотворнейшей поездки в социалистические страны, откуда привезено столько научно-технических материалов, что только успевай теперь отчитываться, выступать по радио, читать доклады, готовить к печати целую книгу о ряде новых проблем в современном конструировании… сколько великолепной и неотложной работы!.. И вот теперь я должен тратить время и мысли на «проблему» Трубкина!.. Какая нелепость! Я, Сковородин, должен буду тратить мои духовные силы на то, как бы мне найти основание освободиться от Трубкина, объясняться с парткомом, с завкомом… да и с ним самим. А он будет упираться, всячески доказывать свою (опять же!) «преданность» и прочие «благородные», с его точки зрения, доводы. Еще, пожалуй, кого-нибудь притянет к себе в качестве защитника — он ведь любит — сам говорил! — знакомства с «нужными» людьми. Словом, пока приказ подпишешь о его откомандировании, сколько крови себе доведется испортить!.. Нет, дет… с этим суетливым делом можно еще обождать… Да, да, ничего пока не предпринимать — обождать».

«Ну, а как же быть с Петей Мельниковым и «семеркой»? — наперекор этому решению спросил все тот же неотвратимый голос. — Как ни клевещи на них Трубкин, а все-таки статью главного технолога ему пришлось вложить в конверт! — и из этого видно, что не поддержанное тобой дело они успешно продолжают. Но ведь Трубкин, оклеветавший их, постарается продвинуть свою «версию» дальше всеми доступными ему способами, которые тебе отлично известны. Что же, так им и оставаться в положении оклеветанных? Они, понятно, не какая-то безвестная кучка неприкаянных фантазеров, а находятся в гуще заводской жизни, но клевета с них не снята! А кому ее снять и растоптать, как не тебе? Прежде всего ты, ты обязан сделать это!»

«Ну вот, опять я!.. Да почему я должен отвечать за них, облегчать им выполнение их обещания? Сейчас, после поездки, я как председатель делегации отвечаю прежде всего за множество неотложных международно важных научно-технических проблем! У меня просто нет времени, нет и нет. Пусть они занимаются общественной помощью будущей первой автоматической… я их не задеваю… а я буду заниматься тоже общественными, государственно срочными делами!»

«Значит, по-прежнему «время терпит»? Значит, ты снова будешь самого себя пережидать, как ты пережидал и не торопился дать одобрение на чертеж Мельникова?.. А чертеж-то ведь был хорош, верен, ты это знал, знал!.. И теперь ты думаешь то же самое, но ты запутался в сетях собственных измышлений — не ты по жизни, а жизнь по тебе. Ты хотел бы прежде всего свои сроки, свои причины и свои подходы знать, а у жизни граней много, не счесть их, и не окинуть одним оком, и не познать одним умом, даже самым искушенным и мудрым умом. Ты в свое время не дал ходу творческим трудовым поискам молодежи, и вот, видишь сам, все осложнилось и уперлось в тебя, новоявленный Фабий Кунктатор!»

На это Петр Семенович не нашелся ответить своему внутреннему голосу и вдруг понял: вернувшись в обычное свое бытие, он теперь никуда не скроется от этого внутреннего спора, который чем дальше, тем все сильнее будет донимать его, пока он не найдет в себе мужества признать свою ошибку и восстановить естественные, трудовые и человеческие отношения с Мельниковым и его друзьями.

«Но как, каким образом?» — растерянно подумал он, даже физически, каким-то еще небывалым сжатием сердца, ощущая, предчувствуя будущие боли и тревоги. Вдруг он, вздрогнув, услышал звонок телефона. Это Степан Ильич Соснин приветствовал его по поводу приезда и приглашал зайти к нему: он хочет сообщить приятную новость.

«Что же за новость?» — думал Сковородин, приближаясь к дверям парткома.

— Поздравляю, Петр Семенович, — приветливо сказал старик Соснин, — от души поздравляю!.. Вы избраны делегатом на двадцать первый внеочередной съезд партии!