Граненое время - [78]

— Что же ты не лезешь в драку? — спросил Витковский, расценив его молчание по-своему.

— Я сегодня не в спортивной форме.

— Смотри, не расхворайся!

— Нам с вами никак нельзя болеть одновременно.

— То есть? — Витковский прицелился в него наметанным взглядом снайпера.

— Если болеть, то болеть по очереди, — снова уклонился он, не принимая вызова, довольный уже тем, что мысль о постепенном выздоровлении Витковского показалась ему верной.

Так мирно и расстались они (уже не в первый раз), договорившись, что завтра чуть свет разъедутся по отделениям и будут там, не отлучаясь, до победного конца.

«А все же молодец Захар Синев, — подумал сейчас Витковский. — Наотрез отказался от городской газифицированной обители пенсионера, пошел на  с н и ж е н и е, но не  п р и з е м л и л с я. Жаль только, слабохарактерный очень. Заботится о людях по мелочам, разменивается на добренькие услуги. То есть за деревьями не видит леса. И горячится, и пылит. Смешно, право!»

Он был уверен теперь, что Захар постепенно изменяется у него на глазах, не то, что младший братец, который продолжает покрикивать на стройке. Все-таки старший благоразумнее младшего: наедине с директором может еще немного позлословить, но при людях стал куда осторожнее. Опыт кадрового партийного работника берет верх. Это Василию Синеву легко всех критиковать да осуждать, абсолютно не считаясь с прошлым, а Захар сам отходил столько лет в райкомовской упряжке. Сначала ему тоже, наверное, показалось, что он, Витковский, приехал сюда, на целину, добывать новую славу, но потом, со временем, понял, что ошибся. Потому и чувствует себя иной раз неловко. Ну, а братец его человек неисправимый. Закусил удила и понес во весь опор, никого не видя. Раньше таких осаживали на полном скаку, теперь они пользуются странной безнаказанностью. Ничего, ничего, споткнется где-нибудь, да так, что и не скоро встанет на ноги... Он поймал себя на том, что несколько преувеличивает: ему же почти не приходилось сталкиваться с Синевым-младшим в гражданской обстановке. Однако достаточно того, что было в армии, особенно на фронте. Интуиция подсказывала ему, что Синев с тех пор мог измениться только к худшему. Благо, он почти завоевал на свою сторону Захара. Единый синевский фронт прорван, остальное довершит время, которое работает на тех, кто сам любит работать, а не заниматься демагогией.

Утром к Витковскому явился главный агроном и задержал его с выездом в поле. Павел Фомич еще не видел Вострикова таким расстроенным. Оказывается, вчера он получил громовой приказ из областного управления сельского хозяйства: за нарушение агротехнических правил на весеннем севе ему был объявлен строгий выговор с предупреждением.

Павел Фомич возмутился. Несмотря на ранний час, он позвонил прямо на квартиру начальника управления, потом на квартиру Осинкова. Никто не ответил. Тогда он решил связаться с кем-нибудь из секретарей обкома.

Востриков остановил его:

— Не надо, Павел Фомич, беспокоить людей по частному поводу.

— Какой же это частный повод? Вопрос принципиальный, и я это дело так не оставлю. Не на того напали!..

Востриков с глубоким уважением посмотрел на директора совхоза: недаром говорят, что мир не без добрых людей, — если бы не Павел Фомич, то ему бы не выдержать этого неравного поединка.

— Никак не может успокоиться твой учитель Порфирий Григорьевич Осинков, — сказал Витковский. — Но ты, Сергей, не унывай. Крепись, казак, атаманом будешь!

— Тут не один Осинков.

— Знаю. За ним стоит товарищ Шахов! Ловко этот кандидат наук подмял под себя всех профессоров в области. И пикнуть не смеют. Чуть что — разнос.

— Шахов далеко пойдет.

— Остановят. Вернее, сам зарвется. Но кто им все-таки сообщил, что мы нарушаем их рекомендации? Ведь ни Осинков, ни Шахов носа не показывают в совхоз, это для них  п а р т и з а н с к а я  территория!

— Они следят за нами внимательно, Павел Фомич. Шахов имеет в нашем районе свою, так сказать, агентуру, ну, эту дамочку, которая собирает материал для диссертации. Недавно встретил ее в районе Сухой речки на заовсюженных участках. Поздоровалась, горестно покачала головой, глядя на завезенные туда лущильники, и говорит: «Видно, для вас закон не писан. Товарищ Шахов советует и пальцем не прикасаться к земле до сева, чтобы сберечь влагу. А вы что собираетесь делать?»

— Ты ее, понятно, отчитал?

— Не стал связываться, Павел Фомич.

— Так вот, Сергей, продолжай лущение всюду, где появляются сорняки. Пусть мы посеем позже других, зато, как говоришь, спровоцируем этот проклятый овсюг и покончим с ним. Семь бед — один ответ!

— Значит, продолжать?

— Действуй, действуй. Тем более, что, провоцируя овсюг, ты уже заодно спровоцировал и директора на серьезные столкновения с Осинковым и Шаховым.

— Да если бы не вы, Павел Фомич, Шахов давно бы разжаловал меня.

— Ничего, Сергей, отобьемся.

— Я не о должности говорю. Жаль бросать научную работу.

— А правда, что ты собирался удирать в Казахстан?

— Подумывал. Один в поле не воин, вы же сами говорите.

— Ну, это брось, Сергей! Держал ты и без меня круговую оборону, не сдавался... Дай-ка мне их приказ, — Витковский взял уже потертую бумажку и крупно, через всю страницу написал: