Грандиозная заря - [13]

– Я тебя слушаю.

Глава 7 Осень 1974

Как-то утром Роз-Эме побросала все наши вещи в «панар», вытащила клинья из-под колёс, и рыба-машина покинула бугристую местность перед домом Жана-Ба, чтобы припарковаться на ровном дворе самого красивого дома во всём Сен-Совере.

Четырёхлетний Окто сразу узнал кованые ворота, тополиную аллею и странную колокольню, которая венчала башню на одном из крыльев здания.

– Не хочу укол! Не хочу укол! – закричал он, пиная ногами кресло перед собой, куда Роз-Эме, за нехваткой места сзади, усадила меня.

– Эй! – возмутилась я. – Я не груша для бокса!

– Чк-чк-чк, – прощёлкал Орион – он делал так всегда, когда в воздухе чувствовалось высокое напряжение.

– Не хочу уко-о-о-о-ол! – Окто завопил пуще прежнего. – Я не болею! Я не бо…

– Прекрати, Окто! – прикрикнула Роз-Эме. – Сегодня никому не будут делать укол, обещаю!

Я тоже узнала этот дом: здесь жил доктор Борд. Но я-то в свои девять лет сообразила, что на сей раз мы приехали сюда не на приём к врачу.

Тем более что доктор Борд ждал нас на крыльце без докторского халата и стетоскопа. На нём были куртка цвета хаки с накладными карманами и сапоги выше колен. Рядом сидел рыжий кокер-спаниель, неподвижный, как на страницах каталога в рубрике «Охота и рыбалка».

– Здравствуйте, дети! – протрубил доктор и помахал над головой собачьим поводком.

Никто из нас ему не ответил.

Когда Роз-Эме потянула ручной тормоз, я скрестила руки на груди и сказала:

– Я остаюсь в машине.

– И я тоже, – немедленно поддержал Окто.

Краем глаза я увидела, как он повторил мой жест, и почувствовала безграничную нежность к младшему брату.

– Ты поступай как хочешь, – заявила я Роз-Эме. – А я туда не пойду.

– И я тоже, – снова сказал Окто. – Я солидарен с Консолатой.

Для своего возраста Окто мог похвастать неплохим словарным запасом. Надо сказать, что я часто заставляла его играть в школу, и он всегда был моим единственным учеником.

– Мы не предатели, – добавила я.

– Не предатели, – повторил Окто.

Орион, понятное дело, в заговоре не участвовал. Роз-Эме сунула ему в руки каталог, чтобы не шумел, поэтому он сидел и тихонько потрескивал, изучая страницу с осветительными приборами. Даже если бы с неба хлынул дождь из лягушек, а Земля раскололась надвое, Орион продолжал бы листать свой обожаемый каталог.

Роз-Эме посмотрела на нас, вздохнула и открыла дверь, а доктор, с этими его накладными карманами и огромными сапогами, бросился нам навстречу.

– Добро пожаловать в мой дом! – воскликнул он. – Лулу приготовила для вас блины!

– Блины? – переспросила Роз-Эме. – Какая жалость! Октябрь и Консолата их не любят!

Она открыла дверь машины со стороны Ориона.

– Зато мой маленький котёнок – уж он-то обожает блины! Правда, Орион?

Она взяла брата на руки и, виляя бёдрами, пошла вслед за доктором; только щебёнка трещала под каблуками сабо.

Мы с Окто остались в «панаре», тихие, как рыбки в аквариуме.

Нам уже несколько недель было известно, что Роз-Эме бросит Жана-Ба, а значит, и нам тоже придётся его покинуть. Решение было принято без единого крика, без ударов, без разбитых тарелок. Разбилось нечто более хрупкое, чем тарелка (объяснил мне Жан-Ба):

– Это доверие, понимаешь?

Я вся съёжилась где-то глубоко внутри и проговорила:

– Из-за пожара?

Конечно же, доверие разбилось из-за пожара.

Роз-Эме и Жан-Ба прожили вместе несколько лет. Но, увы, каким бы замечательным кулинаром ни был мой друг-заправщик, ему так и не удалось найти чудесный рецепт, который восполнил бы урон, понесённый в тот день.

– Вы ведь остаётесь в Сен-Совере, а значит, мы будем видеться, – говорил он мне. – Я буду покупать тебе жетоны на игру в пинбол, Роз-Эме обещала тебя отпускать.

Понимая, что я вот-вот разревусь, он попытался меня рассмешить:

– Будем выводить из себя мадам Шикуа в булочной! Нажимать на её дурацкий звонок, и первый, на кого наорут, получит щелбан, договорились?

Я не удержалась и улыбнулась. Все дети Сен-Совера забавлялись со звонком, который булочница установила на своём прилавке. Игра заключалась в том, чтобы нажать на кнопку и заставить хозяйку поверить, что её ждёт клиент. Тогда ей приходилось вынимать свои сто килограммов из кресла, в котором она клевала носом, укрывшись в подсобке, и идти встречать посетителей. Конечно же, убегать полагалось в самый последний момент – так, чтобы тебя не увидели, но чтобы успеть услышать, как мадам Шикуа вздыхает и проклинает пустоту перед прилавком.

– Понятное дело, в футбол мы тоже продолжим играть, – добавил Жан-Ба. – Может, не каждое воскресенье, но…

Я сжала зубы и стиснула его в своих объятиях.

– Кон-со-ла-та, – проговорил по слогам Жан-Ба. – Это ведь означает «та, которую утешили», ты помнишь?

Мы плакали, и я клялась себе, что больше никогда-никогда-никогда не полюблю любовника матери. Конечно, за исключением моего отца, если Роз-Эме когда-нибудь решит наконец отправиться на его поиски.

– Думаешь, это правда? Про блины? – спросил Окто после долгого молчания.

– Конечно же нет. Это ловушка.

– А кто такая Лулу?

– Кухарка доктора Борда, – ответила я. – Этот остолоп даже омлет с салом не умеет приготовить.

– Кто тебе сказал?