Грань - [11]
— Папка, папочка!
Варежка повисла у меня на шее. Один своим прикосновением она отогнала прочь весь негатив, скопившийся за неделю. И хроническую усталость, и сегодняшний экстаз детоубийцы, и зловещие слова тетки в метро.
— Привет, моя славная! Соскучилась? А у меня для тебя сюрприз. Беги в комнату, сразу увидишь!
Это традиция: Варька знает, что у меня ее всегда ждет новая игрушка или книжка. За это она дает мне возможность посидеть с ее мамой четверть часа на кухне, перебрасываясь ничего не значащими фразами.
— Ну, как ты?
Стандартный вопрос, который я задаю, снимая с плиты кофе. Стоя к ней спиной, ожидая услышать такое же стандартное 'нормально'.
— Ты знаешь, неважно.
От удивления я чуть не выронил кофейник.
— Что случилось?!
Если Алиса говорит, что не все в порядке — произошло нечто катастрофическое.
— Меня беспокоит Варька. С ней творится что-то странное.
— Что именно?
Я весь напрягся, даже заболело под ложечкой.
— Она стала очень забывчивой. То и дело словно отсутствует. А вчера потеряла сознание на прогулке в детском саду. Мне рассказала воспитательница. Это ведь не нормально, когда ребенок в шесть лет ни с того ни с сего падает в обморок?
— Надо срочно отвести ее к врачу.
Алиса согласно кивнула. Потерла висок, словно у нее разболелась голова.
— Да, конечно. У врача мы уже были. Он посоветовал пройти полное обследование. С понедельника начинается морока: одних анализов сорок штук, черт бы их всех побрал. Как ты думаешь, у нее ведь ничего серьезного?..
Она заразила меня своим беспокойством. Моя железная леди паниковала, паниковала отчаянно, хоть и старательно пыталась этого не показать. Чтобы рассеять ее страх (и свой тоже), я выдал как можно беспечнее:
— Уверен, что у Варежки все в порядке. У нее ничего не болит. А насчет обмороков и всего остального — так она просто очень быстро растет. Организм не успевает подстраиваться — только и всего. Так бывает!
Алиса кивнула, тремя глотками выпила свой кофе и встала. На лицо ее вернулось обычное деловито-холодное выражение.
— Ты меня успокоил, спасибо. Ну, до завтра!
Я проводил ее до двери, скользнул губами по холодной и гладкой, словно искусственной, коже щеки.
Вернувшись на кухню, выпил залпом стакан воды, шагнул к окну и вжался лбом в стекло — так, что оно заскрипело. 'Господи, пожалуйста, пусть все будет нормально. Господи, если ты есть, неважно какой — игрок, сумасшедший гений или экспериментатор — будь человеком. Пусть мои слова окажутся истиной, а беспокойство Алисы — паранойей. Пусть минует мою Варьку страдание, пусть даже тень боли не коснется ее светлой макушки. Пусть лучше я заболею, или даже умру — только бы не ей…'
— Пап, ты зачем со стеклом целуешься?
Варька, застыв в дверях, с любопытством меня разглядывала. Косички, аккуратно затягиваемые каждый раз Алисой, успели растрепаться. Видимо, на ее волосы так действовала атмосфера моего дома. У себя дома или в детском садике они могли вести себя прилично в течение всего дня, но стоило ей оказаться в моей холостяцкой хатке, как с первых минут волосы начинали капризничать, косички лохматились, и пряди торчали во все стороны.
— Папа просто задумался, маленькая. Иди сюда — я покажу тебе наш город с высоты двенадцатого этажа.
Варежка фыркнула.
— Он скуффный и серый, и всегда одинаковый. Не хочу на него смотреть! Да и видела я сто раз.
Тем не менее, она подгребла ко мне, и я поднял ее на руки.
— Конечно, видела, но он потихоньку меняется. Не совсем одинаковый. Смотри, вон тот дом, за три от нашего, стали красить в голубой цвет. Совсем, как у тебя!
Варька маленькая и теплая, и словно пропахшая насквозь смешными детскими снами и любимым малиновым вареньем — так, что хочется ее укусить.
— И не как у меня! Ничего даже общего. У меня светло-голубой, нежно-голубой, как цветочек. Не видишь разве?
Она ткнула пальцем в стекло. Год назад Варьке пришла в голову гениальная идея раскрасить уныло-серый пейзаж за окном. Понимая, что мама вряд ли это одобрит, создала свой шедевр у меня на кухне, с помощью гуаши и фломастеров. Трудилась несколько часов, с ног до головы перемазавшись в краске, пыхтя, сердясь, что стоит отодвинуться — и раскраска домов и сами дома за окном перестают совпадать… В итоге — половина окна теперь переливалась яркими цветами: стены зданий напротив стали зелеными, голубыми и оранжевыми, а полоска неба над ними — ярко-синей. Вторую половину она оставила нетронутой — видно, надоело это занятие (лукаво объяснив, что нужно же папе знать, идет на улице дождь или снег, или там сухо).
— Да, ты права. У тебя не в пример лучше. Хорошую идею — раскрашивать дома и заборы в яркие краски — как всегда опоганили: когда краски слишком яркие, они неживые. Кажется, что живешь не в жизни, а в кукольном театре.
— В плохом кукольном театре, — поправила меня Варежка. — В хорошем я бы жить не отказалась.
(И это при том, что ни хорошего, ни плохого мы с ней не видели — разве что на картинке в книжке.)
— Умница. Верная поправка! Ты ведь у меня умница, правда?
Варька важно кивнула. Мы смотрели в окно — в прозрачную его половинку. Дочка прижималась лбом к моему подбородку, щекоча кожу легкими прядями, выбившимися из косичек. У моей принцессы волосы светлые и очень тонкие, как пух. Потому косички — словно два крысиных хвостика с тяжелыми зелеными бантами. А выбившиеся прядки образуют вокруг головы облако или перекати-поле (смутно, впрочем, представляю, что это есть такое). Упрямо выступающая нижняя губа и длинная шея — от Алисы. Нос короткий и подвижный, зубы редкие и большие — от меня. Никого не обидела, ни маму, ни папу…
Подзаголовок — Повесть о Питере и о Трубе. Трубой назывался подземный переход у Гостиного двора. Одно время там играли уличные музыканты, пока милиция не прекратила это безобразие. И я была обитателем Трубы в мои шестнадцать… Жанр неопределенный: почти документальное повествование о реальных людях перемежается сказочным сюжетом. Главный герой — Питер. Живой и одушевленный, каким я ощущаю его в своих мечтах и снах. Очень надеюсь, что они на меня не обидятся, если прочтут и узнают себя: Тано, Лешка, Эклер, Егоров, Чайка, Злог… мои необыкновенные, незабываемые друзья.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подзаголовок повести — "История о моем необыкновенном брате-демиурге". Это второй текст, написанный в соавторстве. В отличие от первого ("Nevermore"), мой вклад больше.) Жанр, как всегда, неопределенный: и фэнтези, и чуть-чуть мистики, и достаточно серьезный разговор о сути творчества.
Маленькая повесть-сказка, сон-фантасмагория. Очередное признание в любви моему Питеру — прекрасному и страшному, черному и серебряному, теплому и ледяному.
Это достаточно тяжелый текст. И жанр, как практически у всех моих вещей, непонятный и неудобоваримый: и "жесть", и психология, и мистика.
Маленькая повесть о любви. Два голоса, сливающиеся в один. Похоже на сказку, на выдумку, но я отчего-то знаю точно: так бывает. Хотя и очень редко.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.