Грамши - [50]

Велио Спано, член руководства Итальянской компартии, так рассказывает об этом выступлении:

«Речь, произнесенная Грамши в Палате депутатов в мае 1925 года, явилась большим событием в парламенте. Во время выступления Грамши все депутаты приблизились к скамьям крайних левых, чтобы лучше слышать его тихий спокойный голос; на большой фотографии, помещенной в одной римской газете, глава фашистского правительства был изображен сидящим, приставив ладонь к уху, и напряженно слушающим. В его позе чувствовалось внимание врага, изучающего своего противника. Может быть, уже тогда, страшась вождя итальянского пролетариата — человека выдающегося ума, несгибаемой воли, Муссолини замышлял совершенное им впоследствии медленное и подлое убийство — одиннадцать лет изощренных, утонченных пыток. Отчет об этом заседании парламента, опубликованный в газетах, и упомянутая фотография горячо обсуждались во всем Риме и, несомненно, во всей Италии. Мы, молодые коммунисты, гордились тем, что мы члены партии Грамши, и не могли этого скрыть от него, рассказывая о том, какие отклики вызвала его речь среди римских рабочих. Он, как обычно, выслушал нас до конца, потом, в заключение беседы, сказал с присущей ему скромностью: „Страна начинает прислушиваться к голосу нашей партии; и она будет тем чаще прислушиваться к нему, чем успешнее мы сумеем проводить политику, выражающую интересы широких масс, политику единого фронта…“»[34]

Из письма от 25 мая 1925 года.

Работа идет очень беспорядочно и неорганизованно. Это отражается на моем душевном состоянии, и без того достаточно неспокойном. Трудности возрастают — теперь у нас имеется закон об организациях (то есть против них), прелюдия планомерной полицейской деятельности, направленной к уничтожению нашей партии. Этому закону был посвящен мой дебют в парламенте. Фашисты обошлись со мной милостиво на этот раз, следовательно, с революционной точки зрения, я начал неудачно. Они собрались вокруг меня и дали мне сказать то, что я хотел. Правда, они непрестанно прерывали меня, но лишь для того, чтобы увести от темы выступления, а не с целью сорвать его. Я развлекался, слушая то, что они говорили, но не сумел удержаться, чтобы не отвечать на их реплики, а это было им на руку, потому что я устал и не мог больше продолжать в том плане, который первоначально наметил…

Из письма от 1 июня 1925 года.

Внешне моя жизнь протекает спокойно, то есть незаметно никаких крупных, драматических перемен. Однако события развиваются неумолимо, и надо сосредоточить все внимание, чтобы следить за ними, понимать их и пытаться руководить ими. Реально значимые социальные силы все больше группируются либо вокруг фашистов, либо вокруг нас, промежуточные партии медленно умирают. Кризис захватывает всех. В некоторых кругах интеллигенции, куда, казалось, мы никак не могли проникнуть, начинают раздаваться голоса, требующие единого фронта с революционными рабочими. Наши успехи в организации рабочего класса все более очевидны. Поэтому все яснее определяются некоторые основные моменты ситуации.

1. Реформисты (которые хотят лишить нас возможности доказать публично, что мы являемся самой сильной рабочей партией) грозят нам расколом в профсоюзах;

2. Фашисты по той же причине грозят переломать нам ребра;

3. Крайние левые ведут внутри партий подрывную работу, добиваясь создания фракций.

Мы слишком сильны, чтобы не брать на себя инициативу в отдельных столкновениях, но слишком слабы, чтобы идти на открытую, решающую схватку.

Поэтому кажущееся спокойствие насыщено постоянной тревогой и напряжением…

Стараюсь убегать из этой политической пустыни, часто навещая Татьяну[35], которая напоминает мне тебя.

Из письма от 12 июля 1925 года.

…я был далеко от Рима и упустил две возможности написать тебе. Я путешествовал: ездил в Венецию и в Триест, чтобы обсудить с тамошними товарищами внутреннее положение в партии, которое оказалось очень хорошим, несравненно лучше, чем я думал. На съезде мы получили подавляющее большинство: партия оказалась более большевистской, чем можно было предполагать, и очень энергично реагировала на фракционизм бордигианских экстремистов. Наша политическая линия уже одержала победу внутри партии, поскольку экстремистское течение раскололось и большинство ответственных его участников примкнуло к платформе Интернационала, а также среди трудящихся масс, поскольку наша партия завоевала большое влияние и руководит извне массой членов других партий.

Депутат парламента, коммунист Руджеро Гриеко рассказывает:

«Я приведу только два эпизода, хотя подобных им было много. Первый из них произошел во время торжественного заседания, состоявшегося в июне 1925 года… по случаю двадцатипятилетия правления короля Виктора-Эммануила III… Мы решили принять участие в этом заседании и выступить на нем с антимонархическим заявлением. Эта задача была возложена на товарища Эджидио Дженнари… Фашистские депутаты хотели по обыкновению наброситься на нас, но „торжественный“ характер заседания помешал их обычным хулиганским выходкам… Второй эпизод произошел в ноябре того же года, когда возобновились заседания Палаты депутатов после покушения Дзанибони на Муссолини… Когда началось обсуждение протокола предшествующего заседания, слово взял Фабрицио Маффи, который заявил, что имевшее место накануне восхваление дуче в Палате депутатов и проведение молебнов по случаю его избавления от опасности, не соответствует чувствам итальянского народа… Тут началось светопреставление… На нас накинулась толпа одержимых; хватая за волосы, они избивали нас кулаками… На следующий день мы явились на очередное заседание…»