Грамматика цивилизаций - [6]

В этой перспективе данная книга занимает промежуточную позицию между, с одной стороны, первым изданием Средиземноморья (1949) и — с другой, его вторым изданием (1966) и появлением первого тома Материальной цивилизации (1967). Она опирается на пятую главу Французской энциклопедии (т. XX, 1959 г., «История цивилизаций: прошлое объясняет настоящее»), переизданную затем в Сочинениях по истории (Ecrits sur l’Histoire, 1969. Рр. 255–314), а также на другие тексты тех же лет, среди которых первое место занимает «История социальных наук. Долговременное развитие» (Annales E.S.C., 1958). Она дала ему возможность развить его идеи относительно самого понятия цивилизации, которая рассматривается как «наипервейшая и наиболее сложная из постоянных величин» со всеми свойственными ей противоречиями (в этом ему очень помогли советы и знания многочисленных исследователей, которых он привлек к работе в Практической школе высших научных исследований). Цивилизации, отмечал он, «являются братскими и либеральными, но вместе с тем закрытыми, исключительными, с трудом поддающимися воздействию на них»; они «одновременно мирные и воинственные»; «на удивление постоянные и в то же время мобильные и изменчивые».

Постепенно у него вырабатывался свой собственный словарь терминов, дополняемый соответствующими образами. Понемногу он уточнял смысл каждого слова, создавал собственную систему, позволявшую ему четко обозначить контуры многоплановой реальности, выделить то, что не поддается анализу в силу своей неясности. Достаточно вспомнить о понятии культуры, о котором он долго размышлял, о взаимоотношениях цивилизации и культуры: культура, считал он, — «это цивилизация, еще не достигшая зрелости, не достигшая своего оптимума, не обеспечившая своего развития» (Материальная цивилизация. Т. 1). По отношению к пространству, к обществу, к экономике и коллективному менталитету цивилизация идентифицировалась для него в 1963 г. с процессом долговременного развития: «Это то, что проходит через этапы сменяющихся экономических и общественных формаций и продолжает существовать, лишь в небольшой мере подвергаясь изменениям». Но в его глазах цивилизация не была тем же, что вся история в целом, для обозначения которой в тот период жизни (1959) он искал специального понятия: ни цивилизация и ни культура. Позднее он обозначил ее понятием общества (в единственном числе), которое определил как «совокупность совокупностей».

Ф. Бродель часто обращал на свой счет (последний раз во введении к книге “Что такое Франция?” утверждение Марка Блока: «Не существует только истории Франции. Существует лишь история Европы». Но к этому утверждению он добавлял: «Не существует истории Европы, существует история мира». Ему не хватило времени, чтобы завершить свою историю Франции. Что касается истории Европы, то он лишь наметил ее (L’Europe, Paris, Aets et Metiers Graphiques, 1982), продолжив то, что начал своим трудом Средиземноморье. В книге Материальная цивилизация, экономика и капитализм он представил историю мира, которая завершалась вопросом о настоящем и ближайшем будущем. Данная книга подготавливает и дополняет вышеуказанный труд.

Морис Эмар,

профессор, директор Дома наук о человеке

Вместо предисловия

[1]Хватило одного лишь замечания президента Франции Франсуа Миттерана, сделанного им в одной из своих речей, чтобы вновь началась полемика относительно преподавания истории. Впрочем, создается впечатление, что ее участники только ждали повода, чтобы возобновить былые споры.

Действительно, это давняя дискуссия, но она все еще будоражит умы и не оставляет равнодушным никого: ни простых людей, никогда не интересовавшихся историей, ни политических деятелей, вынужденных прислушиваться к общественному мнению, ни журналистов, ни тем более преподавателей истории. Это старая дискуссия, которая нас ничему новому не учит, тем не менее круг ее участников не перестает расширяться. Все противоположные точки зрения находят в ней свое место, «подтягиваясь» к месту сражения под грохот орудийной канонады, как настоящие войсковые соединения.

В принципе речь идет всего лишь о школьных программах изучения истории в начальных классах, но, что интересно, о них-то и говорят меньше всего. О программах преподавания истории в старших классах также говорят намного больше, чем их анализируют. Все обеспокоены результатами усвоения истории подрастающим поколением, которые часто оценивают как шокирующие, что позволяет говорить о подлинной или мнимой катастрофе в деле обучения истории. Но разве эти результаты могли быть, и были в действительности когда-нибудь и где-нибудь блестящими? Примерно в 1930 г. в одном из тогдашних исторических журналов была открыта колонка, в которой публиковались оговорки, промахи и грубые ошибки лицеистов. И это несмотря на то, что в то время учились по якобы непогрешимому учебнику Малле-Исаака, о котором все участники сегодняшней дискуссии говорят в превосходной степени.

По сути в центре полемики оказался вопрос о самом историческом развитии в его различных формах. Одни полагают, что традиционный подход к изучению истории с его приверженностью к повествованию, с его рабской преданностью этому повествованию перегружает память, концентрируясь на исторических датах, на именах героев, на поступках и жестах исторических пересонажей. Другие считают, что «новый», претендующий на «научность» подход к изучению истории, акцентирующий внимание прежде всего на долговременности исторического развития и недооценивающий историческое событие как таковое, является в действительности той главной причиной педагогических недоработок, которые позволяют говорить о настоящей катастрофе в преподавании истории, где наименьшее зло — это непростительное забвение хронологии. Обоснована ли эта полемика между сторонниками старых и новых подходов? На деле, дискуссия, носящая скорее педагогический, чем научно-теоретический характер, вуалирует подлинные проблемы и скрывает подлинные причины недовольства вместо того, чтобы объяснять их обществу.