Грамматика цивилизаций - [199]

В XIX в. фоном произведений Хоторна, Мелвилла был кальвинистский пуританизм Америки. Отсюда тема преследующего их трагического столкновения добра и зла, хотя одновременно они стараются избавиться от этого наваждения. И тот и другой по-своему разоблачали окружающее их общество, которое заплатило им за это сторицей.

В начале XX в. начинается борьба против непримиримости пуританизма. И хотя пуританизм все еще сохраняется в жесткости существующих и по сей день в Америке социальных запретов, сами эти запреты пришли на смену былым моральным запретам пуританизма. Уже в конце XIX в. пуританизм перестает быть символом недостатков общества. Именно тогда возникла натуралистическая литература, близкая к романам Золя, с ее социальной, симпатизирующей идеям социализма проблематикой. Это совпало с быстрым ростом могущества страны после 1880 г.

Отныне и вплоть до начала Второй мировой войны мишенью антиконформизма становится индустриальное, капиталистическое общество, «футуристическая» американская жизнь: свидетельство тому знаменитый Бэббит (1922) Синклера Льюиса, создавшего карикатурный образ американского дельца, а также произведения добровольно покинувших Америку и живших в Париже Хемингуэя, Фицджеральда, Дос Пассоса, Миллера, Кэтрин Анн Портер… — всех этих представителей «потерянного поколения», как их назвала их духовный лидер Гертруда Стайн, чей литературный салон в Париже был местом притяжения американцев, живущих за границей. Схожих взглядов придерживались Фолкнер, Стейнбек, Колдуэлл, Райт, которые также представляли поколение «левых интеллектуалов», скандализированных процессом над Сакко и Ванцетти и их казнью в 1927 г. (Дос Пассос даже оказался из-за этого в тюрьме), войной в Испании (вспомним книгу Хемингуэя По ком звонит колокол), агрессиями Муссолини, противоречиями рузвельтовского «Нового курса». Все они видели в социализме надежду на изменение современного общества.

Война 1940 г. и ее последствия, начало холодной войны положили конец этим надеждам. Американские писатели сначала солидаризировались со своей страной, а затем убедились в ненужности для них марксистских идей.

Молодое поколение американцев отдалилось от социального реализма. Свои предпочтения они отдают литературе, где главенствуют символика, поэзия, искусство ради искусства. Они обращаются к Генри Джеймсу, Мелвиллу, рано умершему Фицджеральду, который занимал особое положение среди тех, кого причисляли к «потерянному поколению». Можно ли в этой связи утверждать, что бунтарские настроения более не занимают центрального места в американской литературе? На протяжении краткого отрезка времени в это можно было поверить, когда после войны появилось поколение университетских писателей, стабильное положение которых позволяло им идентифицировать себя с окружающих их обществом. Но после войны возникло также и поколение битников, молодых интеллектуалов, полностью порвавших с императивами общества, что сближало их с представителями былого «потерянного поколения». Однако между ними было и существенное отличие: людям 20—30-х годов, которые верили в будущее социализма, пришли на смену те, кто предпочел искать убежище от снедающей их тоски в искусстве, алкоголе, наркотиках. Главной темой их произведений стали одиночество и некоммуникабельность в обществе, лишенном какого-либо смысла.

Но Америка живет на опережение. Она представляет собой страну будущего, жизненная сила и многочисленные ресурсы которой позволяют надеяться на то, что она вновь обретет присущий ей оптимизм, доверие к самой себе. Клод Руа пишет в Ключах к Америке: «Америка представляет собой географическое пространство, где, несмотря ни на что, продолжают утверждаться возможности человека… После возвращения из США появляется уверенность в том, что рождение нового человека возможно, что этот новый человек будет более уверен в собственных силах, будет лучше понимать значение земного, мудрого, конкретного счастья. Можно иронизировать над холодильниками, витаминами, ненужными машинами… Но я не думаю, что можно смеяться над определенным типом американца, который научился искусству жить и подчинять человеку то, что долгое время считалось его неотвратимым роком».

Глава 4. Об английском миропорядке

Начиная с XVIII в. и по меньшей мере до начала Первой мировой войны Лондон был центром мира. Даже краткая экскурсия по городу позволяет сегодня убедиться в былом величии: Букингемский дворец, Сен-Джеймский дворец, Даун стрит, Биржа, доки на Темзе — все это живое свидетельство прошлого. В большей степени, чем любой другой регион Запада, Британские острова распространили свое влияние в самых далеких морях. Разве можно не восхищаться таким успехом? Редьярд Киплинг жил попеременно то в Индии, то в своем доме в Южной Африке, то на канадском ранчо, то в Египте… Он был прав, когда утверждал, что Англию можно понять, только глядя на нее издалека, прежде всего из Индии, учитывая ее имперское величие и военные завоевания. По этой же причине один из его французских друзей, приехав в Алжир в 1930 г., написал ему в телеграмме: «Прибыв в Алжир, я наконец-то понял Францию».