Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - [19]

— / И там я всю жизнь пролежу / На солёном как вобла пляжу. // Лежу на пляжу я и млею, / О жизни своей не жалею, / И пенится берег морской / Со своей неуёмной тоской (автор слов неизвестен).

Конечно, форму на пляжý очень поддерживает рифма лежу.

Не менее просторечными оказываются формы предложного падежа с ненормативным окончанием -е на месте нормативного -у:

 Я лежу на животе

 С папиросою во рте,

 Подо мной стоит кровать,

 Чтоб я мог на ней лежать.

 Как внизу лежит сосед.

 <…>

 Под кроватию паркет,

 В нем другой дощечки нет,

 И он видит сквозь паркет,

 Как внизу другой сосед.

 На своем лежит боке

 С телевизором в руке.

 По нему идет футбол.

 И сосед не смотрит в пол.

Игорь Иртеньев. «Вертикальный срез» ¹⁹⁶ ;

Контекстуальная дифференциация падежных вариантов нередко сопровождается авторской рефлексией. Поскольку при эволюции склонения многие формы существительных получили стилистические и семантические коннотации, связанные как с языком сакральных текстов, так и с диалектно-просторечной сферой функционирования языка, системная вариантность падежных форм оказалась значительным ресурсом поэтического смыслообразования:

 В мире, более реальном,

 чем приспущенный февраль

 над моим районом спальным,

 тянущимся к Богу в рай,

 не в миру моем – но в Мире,

 сквозь безумную Дыру

 мечущем своих валькирий

 многоглазую икру

 на совдеповские стены

 и неровный потолок —

 в пограничной мне Вселенной

 вижу, вижу диалог

 двух равновеликих наций

 под синхронный перевод:

 дескать, нечего стесняться!

 мы – народ и вы – народ.

Виктор Кривулин. «Телемост» ¹⁹⁷ ;

 Горжусь я, что в своей стране,

 В родном краю (нет, в «отчем крае»)

 Я знаю все, что могут мне

 Сказать в автобусе, в трамвае.

Владимир Вишневский. «Незаконная гордость» ¹⁹⁸.

В стихотворении Виктора Кривулина форма в миру соотнесена с понятием мирской жизни, а форма в Мире – с понятием метафизическим, что маркировано заглавной буквой существительного. Владимир Вишневский, иронизируя над современными условиями жизни, не похожими на условия жизни классиков, кавычками обозначает переход в иную стилистику, и эти кавычки можно понимать одновременно и как цитатные¹⁹⁹, и как иронические.

Родительный падеж тоже, хотя и в меньшей степени, представлен различными системными вариантами:

Се был Москвы передовой собор,

В австрийстем Риме община монасей.

К чужим дозор, а от чужих забор,

За коим сонм ученых ипостасей.

Там в русской филологии запор

Усердный тайнописец Копростасий

Навеки вызвал, «Слово о полку»

По вдохновенью взявши с потолку.

Андрей Сергеев. «Шварц» ²⁰⁰ ;

 Моха чёрная летела

 выше прочей мелюзги.

 Утомилася и села

 на высоком берегу.

 <…>

 Моха кушала компосту,

 запивала молоком,

 благосклонно улыбалась

 сиволапым мужикам.

Александр Левин. «Моха и поселяне» ²⁰¹.

В грамматическом карнавале Александра Левина форма компосту может читаться по-разному – и как родительный партитивный падеж, и как винительный женского рода. Если это воспринимать как родительный партитивный, то обращает на себя внимание лексический абсурд: форма компосту, грамматически уподобляясь формам типа сахару, меду, чаю, указывает на обыкновение есть или пить что-то привычное и вкусное. Получается, что ситуация описывается с точки зрения Мохи. Возможно, в данном случае существенна и фонетическая близость слов компост и компот. Противоречие между лексикой и грамматикой состоит и в том, что глагол кушала – несовершенного вида, а родительный партитивный употребляется с глаголами совершенного: можно выпить чаю, но не *пить чаю, положить сахару, но не *класть сахару, съесть меду, но не *есть меду.

Любопытный пример рефлексии при выборе вариантной падежной формы родительного падежа имеется у Дмитрия Бобышева:

Умри за клок земли, пусть он загажен, выжжен! —

плотина-Мать на осетра орет.

Он – оземь из воды. А было: люд – на гибель

во имя имени… Или – имен? Имян?

Навороти любые глыбы, —

всё в прорву унесет река времен (времян)…

Дмитрий Бобышев. «Реки» ²⁰².

Бобышев архаизированными вариантами слов²⁰³ описывает бренное как вечное, символизирует ситуацию, ориентируясь на противоречивые классические образцы: Река времен – знаменитая цитата из стихотворения Г. Р. Державина «Река времен в своем стремленьи…», форма времян связывается в сознании прежде всего с фрагментом из поэмы Пушкина «Евгений Онегин»: Но эта важная забава / Достойна старых обезьян / Хваленых дедовских времян. Есть эта форма и у К. Батюшкова. Л. А. Булаховский отмечал, что в XIX в. такие случаи единичны, а в XVIII в. форма времян встречалась «относительно нередко» (Булаховский 1954: 75).

В современной поэзии находится немало примеров вариантных форм творительного падежа.

Флексия творительного падежа множественного числа существительных современного 3‐го склонения в формах типа страстьми при современном нормативном страстями (ср. нормативную вариантность костями – костьми, лошадями – лошадьми, дверями – дверьми) воспринимается как грамматический поэтизм благодаря такому формоупотреблению в поэзии XVIII–XIX веков.

Варианты форм на -ми представлены у тех существительных женского и мужского рода, которые в древнерусском языке относились к склонению с праславянскими основами на *-