Гракх-Бабеф - [2]

Вопрос поставленный здесь Бабёфом, есть вопрос о практическом осуществлении коммунизма. Немного погодя, он получил возможность подробнее развить свой проект коммунистического общества. Темы для конкурса Аррасской академии были им предложены 21 марта 1787 года, а в письме от 19 числа того же месяца Дюбуа де Фоссе сообщил Бабёфу содержание брошюры, сильно занимавшей его в это время. Эта брошюра носила гордое и несколько претенциозное название: «Преобразование всего мира». Темой ее было изображение пороков и зол, от которых страдает современное общество, исследование причин этих зол и, наконец, описание средств, при помощи которых можно было достигнуть всеобщего благополучия и довольства. Анонимный автор брошюры предполагал разрушение всех ныне существующих городов, местечек, замков и постройку 100 городов, по два лье в окружности, 100 колледжей, в которых обучали бы искусствам и ремеслам, 15 000 местечек и 330 000 ферм. Общественный строй должен был быть вполне коммунистическим, основанным на общем труде и общем потреблении всех продуктов. Автор брошюры давал подробное описание одежды, пищи и жилищ преобразованного мира. Брошюра настолько понравилась Дюбуа, что он полушутя написал Бабёфу: «Какое счастье прожить еще 50 лет и увидеть эту тысячу новых городов! Как я жалею, что я так далеко зашел вперед с моими годами. Но не станем отчаиваться: человек, сделавший столько прекрасных открытий, найдет, может быть, способ продлить жизнь людей…» Он заверяет своего корреспондента, что не нашел у автора брошюры ни одной строчки, которая позволила бы предположить шутку с его стороны.

Сам Дюбуа был усиленно занят составлением проекта всеобщего кодекса законов. В этой своей работе он подпал под сильное влияние кодексов Фридриха Великого. Это дало повод Бабёфу в следующем письме развить свои мысли сразу — и по поводу идеи автора «Преобразования мира», и по поводу кодекса, проектированного секретарем Аррасской академии. В этом письме отчетливо проступают две основных линии идеологии Бабёфа: во-первых, ненависть к феодализму, ненависть, почерпнутая в повседневных наблюдениях, в практике февдиста и землемера, и во-вторых, смутная еще мечта о будущем человечестве, мечта, за осуществление которой Бабёфу пришлось впоследствии отдать свою жизнь. «Удивляются, — пишет он, — разнообразию наших обычаев. Мне кажется, что тут нечему удивляться, если хорошенько вспомнить ту эпоху, в которую они складывались. Люди, тогда еще невежественные и дикие, не делали ничего такого, что не соответствовало бы их характеру. Головы, захваченные энтузиазмом завоевания, обратились, как это неизбежно вытекало из их бесчеловечных склонностей, укрепленных вопиющей системой феодализма, к установлению таких обычаев, которые могли бы удовлетворить их смешное тщеславие. Счастливый разбойник был только наполовину удовлетворен, даже обладая большим богатством. Его дикое тщеславие страдало, когда он предвидел в будущем раздробление своей собственности… Отсюда проистекает новая гнусность. Нужно было задушить голос крови, чтобы услужить тщеславию, и оставить почти без всякой поддержки младших, чтобы обременить избытком старшего… Отсюда происхождение так называемой знати и (сословных) различий, так возмущающих все слои общества… Отсюда, кроме того, происхождение этих смешных законов, которые служат оправдательным документом всем узурпаторам, легализующим их захваты… Те, кто в собраниях, призванных составлять законы, имели больше всего влияния вследствие их богатства, вводили в них те или иные правила по своему усмотрению…»

Гракх Бабёф. С гравюры по рисунку Бонневиля

От критики существующих порядков Бабёф тотчас переходит к критике утопии анонимного автора. Для Бабёфа характерен практический уклон его ума. Ему мало набросить чертеж, схему идеального общества; нужно указать конкретные меры, необходимые для завершения проектируемого преобразования. «По всей вероятности, — пишет он, — придется для всего этого королям лишиться их корон, а всем титулованным и привилегированным — чинов, мест и должностей. Но за чем дело стало? Для того чтобы совершить великую революцию, надо произвести великие перемены. И притом, что хотят сказать, в конце концов, всеми этими экстравагантными титулами? Разве они не являются пустыми, фантастическими выражениями, приобретенными тщеславием и подтвержденными низостью? Нужно ли в действительности хотя бы малейшее различие между людьми? Почему нужно оказывать тому, кто носит шпагу, больше почтения, чем тому, кто ее выковал…» В своих рассуждениях Бабёф очень хорошо выясняет разницу между автором анонимной брошюры и Руссо. Руссо проповедует возвращение к первобытному естественному состоянию. Это возвращение может быть достигнуто только ценой отказа от всех приобретений культуры, ценой решительного разрыва с достигнутым уже уровнем человеческих знаний. Громадное превосходство автора брошюры, по мнению Бабёфа, заключается в том, что он соединяет новое, идеальное устройство общества с сохранением всех главных достоинств культуры. «Он счастливо примиряет все удовольствия жизни в обществе с удовольствиями естественной первобытной жизни». Бабёф готов громко приветствовать удачные замыслы реформатора. «Я решил сделаться одним из первых поселенцев в новой республике». Он подчеркивает необходимость обязательного труда для всех граждан утопической республики. Правда, нужно до известной степени считаться с наличием врожденных склонностей к той или иной профессии. Не каждый может стать чиновником или отправлять те или иные правительственные функции. Но никто не должен быть обделен по сравнению со своими согражданами. Простой вязальщик должен за свою работу получать все ему необходимое: хлеб, мясо, вино, одежду, сапоги, квартиру и полную охрану его прав. И так будет обстоять со всеми профессиями. Бабёф высказывает надежду, что благодаря этой системе «каждый будет вполне доволен». Новая республика не будет знать никакого подразделения профессий по степени их большей или меньшей почетности. Все полезные профессии будут в ней одинаково уважаться. В другом месте Бабёф настаивает на необходимости отмены права наследства: наследству нет места в утопической республике.