Графоманы - [2]

- Кому поручено рецезировать рукопись?

- Понимаете, все получилось не совсем так, как хотелось, ну да не важно, я вас уверяю, Калябин - просто зверь...

- Калябин? - переспросил морщась Разгледяев, - Кто такой?

- О, не извольте беспокится, апологет, профессионал! Он так и говорит, что их с профессором теория двух девяток не приемлет десятых спутников и всяких там физическмх полей.

- Плевать. Как он насчет инженера настроен?

- Стопроцентно, не сомневайтесь. Кроме того, профессор лично взъярен и не допустит, так что будьте спокойны - живого места не оставим.

- Да уж, постарайтесь, - начальственно попросил Марк Васильевич. - А кто у вас там, такой молодой из ранних?

- Ермолаев?

- Чего он под ногами путается? Может у вас мнение не сложилось?

- О, не обращайте внимания, безопасен, даже, я бы сказал, наоборот полезен. Он, знаете, мне много понарассказал, - Мозговой заметив легкую тень на лице гостя, тут же уточнил. - Нет, конечно, не в смысле выших приватных дел, в смысле облика инженера. Теперь ясно - сплошное дилетанство.

Этот интересный разговор внезапно прервался телефонным звонком Толи Ермолаева. Нервно и сумбурно он просил о встрече. Мозговой предложил поговорить завтра, но Толя отказался трагическим - завтра будет поздно. Тогда, Михаил Федорович стал говорить о вечере, но Толя, оказывается, был уже у дома и только из приличия предупреждал хозяина.

Важная встреча была скомкана. В спешке Разгледяев дал некоторые руководящие указания и, особенно, просил сразу после ученого совета, доложить о результатах. Разумеется, не могло быть и речи о каком-либо административном руководстве, просто слова Разгледяева и особенно тон, отражали крайнюю заинтересованность Марка Васильевича.

Едва исчез первый, как на квартире Мозгового появился второй посетитель.

- Как проходит операция Сирень? - с преувеличенной веселостью спросил Михаил Федорович, разглядывая взлохмаченного гостя. Толя даже не улыбнулся.

- Нужно что-то предпринимать.

- В смысле?

- Надо отменить совет.

- Каким образом да и что за нужда такая срочная? - Мозговой сделал на лице простоватое удивление.

- Нужно что-то придумать...

- Стойте, - перебил хозяин, - Давайте спокойно разберемся. Что за непридвиденые обстоятельства, расскажите по-порядку.

- По-порядку, по-порядку, - Толя досадно махнул рукой. - Тут все переплелось! Не нужен ему сейчас доклад, здесь столько поставленно... Я звонил Калябину, но он ничего не хочет знать. Они с профессором намерены сравнять инженера с землей. А если он завтра провалится, то полная катастрофа.

- Да, постойте же, вы раньше не догадывались, что он графоман? Вы что ли сомневаетесь еще?

- Не знаю, - отмахнулся Толя и после секундного колебания выложил все о вчерашней вечеринке.

Мозговой с нескрываемым интересом слушал Толин рассказ, и даже поссмеялся над дирижаблями.

- Равнодействие? Ха. - смеялся Михаил Федорович, - А звать Гоголем-Моголем? Нда, компания веселая.

Он еще посмеялся и когда Толя окончил всю историю, с каким-то ностальгическим выражением выдал:

- Если откровенно, то я где-то, по большому счету, во всей коллизии больше сочувствую инженеру. Я даже грешным делом надеюсь... - Мозговой прервался. - Я читал рукопись инженера и знаете, не все там просто, есть и мысли и формулы... Какой Калябин, там и сам профессор, я извиняюсь, вряд ли разберется. Вы мне скажите, что он, инженер - боец?

- Боец? - в недоумении переспросил Анатолий.

- Я имею виду - защищаться он сможет?

- Что проку теперь?

- Зря, зря, не все потеряно. В конце концов - что нам эгоистические интересы института, нам истина дороже, Анатолий. И не нам одним. Завтра бедет представитель из президиума, высокие интстанции!

- Из призидиума? - переспросил Анатолий, не понимая куда клонит Мозговой.

- Из самого, так что инженер еще может вполне и выкарабкаться.

- Вы думаете?

- Да я просто уверен, вы только подскажите инженеру, посмелее надо быть. В конце концов проошло время волевых решений, да я почти уверен, мы еще звание кандидата наук вашему инженеру присудим. Да-с, возможно, в нашем же институте, по следам так сказать выступления. Может быть, сам профессор руку жать будет. Извиняюсь, будет говорить, ошибались дорогой товарищ инженер, на ваш счет, извольте к нам в научные сотрудники-с, на оклад-с...

Толя подозрительно посмотрел на Мозгового.

- Вы шутите?

- Ничуть, - заверил Мозговой, изучая Толину реакцию.

Лицо Ермолаева являлось точной копией внутреннего состояния молодого человека, а Михаил Федорович привык совсем к другим лицам. То были лица в основном серьезные, внутренне дисциплинированные, знающие себе цену. Всегда спокойные, они не дергались по пустякам, при разговоре, глядели прямо в глаза, не стесняясь собеседника. Разговоры, правда, могли показаться скучными, однообразными. Но - ох, как можно было ошибиться поверхностному наблюдателю. И ошибались, кстати, в основном люди незрелые, неопытные. Мозговой с легкой внутренней улыбкой вспомнил свои более молодые годы. Ему сейчас стало стыдно за многие легкомысленные поступки из тех лет. Ведь все они в сущности были продиктованы необоснованным стремлением выделиться из общей серой, как он считал тогда, массы. Однажды, он не пожелал словно "попугай" повторять вслед за всеми "тарабарские" слова. Поразительно, но факт - слова, взятые в кавычки, были действительно его, Михаила Федоровича, словами. Он не пожелал принимать больше участия ни в каких "навязанных сверху" мероприятиях, назвал их, представьте, "формальными" и "для галочки". Он взбунтовался, но то был бунт с потупленным взором. Странно, но воспоминание о нем, посетившее Михаила Федоровича утром, нахлынуло теперь в разговоре с Ермолаевым.