Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь - [12]

Шрифт
Интервал

Здесь, кстати, лежит ответ на вопрос о том, обязаны ли развиваться герои второго и следующего планов. Нет, не обязаны, а в случае если они выписаны как архетипы, даже и права такого не имеют.

Здесь же мы найдём ответ на вопрос о причинах агрессивной реакции читателей на фатальные репрессии автора по отношению к архетипическому персонажу: архетип по определению бессмертен. И любое посягательство на его целостность (в том числе и физическую) расценивается как ложь, которой нет ни прощения, ни оправдания.

И здесь же мы найдём ответ на вопрос, можно ли писать как архетип героя первого плана. Для беллетристики ответ однозначный — нельзя. Стержневой элемент повествования не может быть архетипическим, поскольку в архетипе по определению отсутствует внутренняя динамика.

Резюме.

Презентуя образ читателю, вы должны стремиться к полноте, а не к раздробленности. С другой стороны, помните, что, делая образ героя первого плана максимально монолитным в сознании читателя, вы максимально приближаете его к архетипу. Балансируя на опасной грани между развитым образом и архетипом, будьте готовы в любой момент смиренно согласиться с тем, что образ стал совершенен и трансформировался в архетип. В этом случае вам придётся согласиться так же и с тем, что книга либо не состоялась, либо уже закончена, поскольку воспринимать героя первого плана как архетип читателю будет попросту неинтересно (а вам с немалой долей вероятности неинтересно будет писать, и в связи с этим вы всё время будете стремиться к наиболее неадекватному обращению с таким героем).

Если же вы чувствуете, что «передержали» образ, с которым собирались работать, и за время, прошедшее между замыслом и началом его реализации, этот образ успел трансформироваться в архетип, ни в коем случае не пытайтесь выдвинуть такого героя на первый план. По тем же соображениям.

Для забывчивых: это схема.

<Лекция 7.> Создание «охренительного персонажа»: не то лекция, не то просто эхо

Сразу хочу просветить любопытствующих: я не буду говорить о «Ненависти», даже если вы очень этого ждёте. Не дождётесь, не надейтесь. Ни сегодня, ни завтра, ни в следующем году. По крайней мере, в ЖЖ обсуждать эту тему я точно не буду: я до отрыжки начиталась рецензентов — и редакторов, и писателей, — и меня уже колбасит. Не потому, что я считаю «Ненависть» шедевром мировой литературы, и не потому, что рецензенты говорят глупости. Нет, и «Ненависть» — безобразный роман, и рецензенты всё правильно говорят. Но за каждой абсолютно рецензией я вижу слепого. За каждой, повторяю. Исключений пока не нашла. Почему — думайте сами. Я эту тему закрываю и перехожу к сабжевой.

* * *

«В общем-то умом я понимаю, что не все, наверное, прутся от сволочей. Но при этом «обаятельный мерзавец» — признанное и популярное амплуа в мировом искусстве, а вот про «обаятельного святого» я что-то не слышала».

Юлия Остапенко

«Дык нету у настоящих святых типажа. Они все сугубо индивидуальны. В чем и сложность».

Taisin

«Смотря что понимать под святым. И что — под типажом».

Aamonster

«Самоидентифицироваться с мерзавцем проще и приятнее, чем со святым».

White_shaman

«Не скажите… Самоидентифицироваться — значит признавать в себе схожие качества. А люди неохотно замечают в себе худшее».

Юлия Остапенко

(Из обсуждения темы «к вопросу о создании охренительных персонажей» в ЖЖ Юлии Остапенко)


Я очень долго думала, поднимать заново эту тему или нет: слишком много аргументов против. Потом решила, что и с другой стороны аргументов немало, а пожалуй, даже и больше.

Итак, вкратце о предмете беседы.

Юлия Остапенко под впечатлением образа, созданного Верой Камшой (привет корректорам), задаётся вопросом, чем привлекателен «охренительный персонаж» и какова технология его изготовления. «Охренительный персонаж» — это такой персонаж, который вызывает у читателя (вне зависимости от пола и возраста) экстатический восторг, доходящий до пароксизма. При этом вопрос поставлен очень правильно: «Кто начнёт говорить, что грешно алгеброй — да по гармонии, что нет никакой техники, есть только муза и Санта-Клаус, и что красивый герой — отображение красивой авторской души и только — забаню на месте».

Я тоже забаню, если тут кто-нибудь подобное ляпнет. Вот такой, блин, флэш-моб. Не люблю дураков и истериков.

Каковы же особенности «охренительного персонажа», с точки зрения Юлии Остапенко?

1. Внешность «в самом худшем случае на пять с минусом»; впечатляющее физическое развитие;

2. Шарм: «бонус навроде горных лыж или виртуозного вышивания крестиком»;

3. «Скверный характер»: «это обязательно. Цинизм, алкоголизм, наркомания, донжуанство, жестокосердие, антисемитизм… и далее по списку».

4. Красноречие: «охренительный герой должен говорить, причём так, чтоб женщины в экстазе срывали с себя чадру… Диалоги должны быть жёлчными, меткими, остроумными, плюс непременно — уникальная манера изъясняться»;

5. Непредсказуемость;

6. Эмоциональная холодность: «он и впрямь «гудит, как высоковольтный провод», но ни разу не показано выражение его истинных чувств. Чёрт знает, что у него там под черепушкой».

При этом автор, естественно, не должен быть голословным, однако должен ориентироваться на чувство меры и мотивировать даже непредсказуемые поступки.


Рекомендуем почитать
Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Достоевский и евреи

Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.