Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь - [11]

.

Если индуцировать это правило дальше, можно заметить, что отвращение, которое читатель испытал, увидев созданный кем-то образ, является ничуть не менее веским комплиментом для создателя, чем восторженная в этот образ влюблённость. Две крайности одной и той же сущности, как говаривал небезызвестный пират в небезызвестном фильме. Задача автора по презентации образа читателю выполнена в том случае, если читатель смог этот образ увидеть.

Увидеть, повторяю. Сможет ли он этот образ оценить и если да, то как именно, — вопрос уже иной и совсем не автору адресованный.

Огромное же количество мелких деталей, относящихся к внутренней динамике героя, которыми неопытный автор насыщает своё повествование, дадут, возможно, богатейшую пищу для психоаналитиков, но ни в коем случае не заставят читателя увидеть образ, созданный автором. И всё дело здесь в том, что читатель воспринимает рождённый автором образ не непосредственно, а через проекцию этого образа на систему символов.

Ну, то есть на язык.

Следовательно, задача автора заключается том, чтобы максимально полно спроецировать на систему символов образ, рождённый в его воображении. Полно, повторяю. Не детально. Чувствуете разницу?

Полнота есть в первую очередь целостность.

А детализация есть в первую очередь раздробленность.

Тысяча рефлекторных жестов, мимолётных мыслей, незначительных реплик, легчайших колебаний внутри героя никогда не сложатся для читателя в единую картину просто потому, что степень целостности образа обратно пропорциональна степени его детализации.

Всегда. Исключений нет и не будет. Идеал проекции образа на систему символов — одно слово.

II

Здесь мы подходим ко второй очень опасной ловушке, которая подстерегает уже более опытных авторов (и порой в неё попадают даже очень искушённые художники). Она называется максимальным обобщением.

Максимальное обобщение — это трансформация образа в архетип.

Юмор ситуации заключается в том, что архетип, с одной стороны, — это идеал для любого образа. Яркий, развитый образ всегда стремится максимально приблизиться к архетипу, всегда видит в архетипе свою путеводную звезду. Однако, с другой стороны, архетип — это не только отличная от образа сущность, это опаснейший его антагонист.

Главное отличие архетипа от образа — это статика. Архетип — творчество коллективного бессознательного; складывается он очень медленно (на это уходят эпохи), но, оформившись однажды окончательно, он не поддаётся ни изменению, ни уничтожению. Архетип — это один из инструментов выживания человечества как вида. Таким образом, отдельно взятый человек будет воспринимать архетип как фиксированную, неизменную информацию на протяжении всей жизни. На разных этапах своего развития человек может по-разному оценивать эту информацию, по-разному к ней относиться, но её набор останется незыблемым, как вечная мерзлота, и человек передаст её своим детям в полном объёме, сам о том не подозревая.

Именно здесь коренятся причины одного из самых острых когнитивных диссонансов читателя. «Автор! Что ты делаешь?! Ты испортил героя!» — возмущается он и отказывается принимать перемены, происходящие с героем, и разочаровывается в авторе. Он совершенно прав, но объяснить, отчего так возмущён и почему не может простить автору подобного обращения с героем, — не в состоянии. Да и автор зачастую не может этого объяснить, как не может объяснить и того, почему герой, с которым он долго и упоённо работал месяцы или годы, вдруг перестал быть интересен ему самому.

А всё очень просто. Автор переусердствовал, проецируя на систему символов рождённый в его воображении образ (а возможно, с самого начала перепутал образ и архетип, а возможно, в процессе своего развития образ трансформировался в архетип сам собою), и в результате вместо образа у него получился идеал образа. Видя, что образ получается «неправильным», неживым, но не умея ни корректно классифицировать, ни объяснить эту «вечную мерзлоту», автор принимается за его переделку. Однако, продолжая считать имеющийся архетип образом, он воздействует на него вполне естественным для образа, но убийственным для архетипа методом: провоцирует внутреннее движение героя. Ничего удивительного в том, что это вызывает агрессивную реакцию читателей, которые чувствуют себя обманутыми: им всю дорогу рисовали привычный ещё с материнской утробы символ — и вдруг этот символ превратился буквально чёрт знает во что.

Помните:

образ — это вечная инвольтация к архетипу, но никогда и ни в коем случае не архетип как таковой.

Чем отчётливее инвольтация образа к архетипу, тем увереннее мы можем сказать, что образ получился ярким и осязаемым. Однако стоит автору перешагнуть тонкую грань, отделяющую образ от архетипа, как мы немедленно содрогнёмся в конвульсиях оргазма и ультимативно потребуем от автора зафиксировать созданный им идеал в идеальном же состоянии.

И никакого «развития» этого идеала мы уже ни при каких условиях простить не сможем: архетип не способен развиваться. Архетип — это совершенство. Это совершенный король, совершенный солдат, совершенный мудрец, совершенная мать и т. д., и т. п.