Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820 - [2]

Вот как жили когда-то вельможи, принадлежавшие к противной правительству партии. Мне же остались лишь одни воспоминания, которые я заставляла пересказывать дряхлых слуг.

Вдова графа Браницкого, простая и скромная в своих вкусах, но благородная и великодушная в поступках, тратила на дела благотворительности такие же огромные суммы, как и ее муж на всевозможные празднества и удовольствия. Поддерживая с достоинством положение, которое принадлежало ей по рождению и замужеству, она никогда никому не отказывала в поддержке и самым тщательным образом скрывала многочисленные вспомоществования, оказываемые ею бедным и несчастным. Редко кто до такой степени олицетворял собой здесь, на земле, возможность подобного совершенства. Набожная без ханжества, добрая без слабости, гордая и в то же время мягкосердечная, твердая и чувствительная, делающая добро без хвастовства, великодушная и бескорыстная – она являла собой пример соединения всех добродетелей. Пожалуй, ей недоставало проницательности, но зато никто не обладал таким изящным слогом, таким благородством выражений, никто не умел придать столько блеска своим приемам и в то же время относиться с таким живым и деятельным участием ко всем, кто имел в ней нужду.

Дети мои, когда судьба приведет вас в Белосток, вспомните тогда о ней и обо мне: здесь мирно текли далекие дни моей юности, здесь был решен вопрос о моем браке и здесь же в первый раз я увидела смерть…

Моя мать редко оставляла любимую тетку, и я росла на ее глазах. Зиму мы обычно проводили в Варшаве, а на лето возвращались в этот чудный замок, но с того дня как король был увезен в Петербург, его сестра навсегда поселилась в своем поместье и уже не покидала замка, так что зима 1794 года была последней, которую мы провели в Варшаве.

Я отлично помню переворот, положивший конец нашей политической независимости. С всеобщего согласия Костюшко единодушно вручили командование армией, и он со всем пылом стал на защиту священнейших прав народа. Восемнадцатого апреля мы были разбужены шумом пушечной канонады и ружейной пальбой. Отца не было, и слуги, расхватав оружие, разбежались, бросив нас на произвол судьбы. Нам, женщинам, ничего не оставалось, как собраться на совет, и мы решили, что самый лучший способ избежать опасности – это спрятаться в погреб. Мы провели там целый день в полном неведении.

К трем часам дня ружейная пальба в нашем квартале прекратилась, и мы получили известие от короля, находившегося в замке: он советовал оставить город и попытаться добраться до замка. Мы не нашли ни кучеров, ни лакеев, хотя по загроможденным улицам могла бы, да и то с трудом, проехать лишь одна карета, и поэтому принуждены были пройти пешком все предместье Кракова, где несколько часов тому назад кипел бой. При виде поля, усеянного сотнями трупов, я содрогнулась от ужаса, но это было единственное тяжелое воспоминание, которое у меня тогда осталось. Пули свистели над нашими головами, однако меня это нимало не тревожило.

С этого дня и до взятия русскими Праги (4 ноября 1794 года) мы не покидали замка. А в Варшаве тем временем росло брожение. Все, что произошло в этот промежуток времени, совершенно изгладилось из моей памяти. Я лишь смутно помню, как мать однажды возила меня в лагерь Костюшко и я видела там красивых дам в маленьких шапочках, которые таскали в тележках землю для постройки укреплений. Я завидовала им, и уже тогда мое детское сердце билось, слушая рассказы о наших победах. Утром и вечером няня заставляла меня молиться, чтобы Бог благословил наше оружие. Я горячо молилась, не вполне сознавая, в чем дело, и не понимая, почему нужно ненавидеть симпатичных русских офицеров, которые так красиво гарцевали на своих великолепных лошадях. После взятия Праги я впервые почувствовала в сердце то горячее чувство любви к родине, которое потом передала своим детям.

Седьмого ноября была взята Варшава, а в январе 1795 года совершился третий и последний раздел Польши.

Эмигранты и Людовик XVIII (1798)

Бассомпьеры в Белостоке – Граф – Светский поэт – Госпожа де Ринъи – Славные воспоминания – Прибытие Людовика XVIII – Разоблачение Бассомпьеров – Предложение выйти замуж за герцога Беррийского – Поклонница Бонапарта – Граф Тышкевич – Его благородство и патриотизм – Гнев Екатерины

Наша революция следовала вскорости за французской, но Польша, с трех сторон окруженная могущественными врагами, не вынесла тяжести постигших ее несчастий и, несмотря на отчаяннейшие усилия и поразительнейшие примеры самоотвержения, подверглась полному раздроблению. Совсем другое наблюдалось во Франции: она твердыми шагами неуклонно приближалась к славе. Только в одном отношении обе революции имели сходство: и там и здесь появились эмигранты, но во Франции – дворяне, роялисты, духовенство, а у нас – патриоты, жертвы и изгнанники. Во Франции была своя Вандея, а у нас – повстанческие отряды[6]. Но и тут мы не были счастливее, и нам суждено было проливать свою кровь в другом полушарии…[7]

В конце прошлого столетия Польша была переполнена французскими эмигрантами, которые, охотно пользуясь оказываемым им гостеприимством, большей частью держали себя с таким высокомерием, как будто оказывали кому-то большую милость.