Граф Соколовский и таинственный социалист - [10]

– Добрый день, милейший.

– Ваше сиятельство.

Слуга пропустил графа вовнутрь. Не стоило обладать талантом сыщика, чтобы распознать тень скорби на лице Порфирия. Из глубин дома долетали звуки, свидетельствующие о приготовлениях к пиршеству. Звенела посуда, скрипели стулья, слуги расстилали на стол скатерть. И всё это пропиталось запахами угощения, прилетевшими с кухни. Граф пристально взглянул в серые глаза Порфирия и всё понял. Это было не пиршество. Граф Соколовский попал на похороны.

– Скажите мне, что здесь случилось?

– Наша… хозяйка. Померла, – последнее слово слуга с трудом смог выдавить из себя.

– Госпожа Аносова скончалась? Как это произошло?

Сдерживая слёзы, Порфирий рассказал о вчерашнем горе семейства Аносовых. Глядя в окно, на притихшие в саду деревья, граф внимательно анализировал каждое слово хромого слуги. После убийства сына пожилая хозяйка совсем ослабла. Сердечные приступы и душевная боль измучили бедную женщину. Она не выпускала из рук фотокарточку, на которой в последний раз была запечатлена их счастливая семья. Вчера после обеда старушке вновь стало плохо, и она ушла в спальню. Через три часа прислуга обнаружила хозяйку мёртвой.

– Она откинулась в кресле, словно крепко уснула. На коленях лежала их фотокарточка, – закончил Порфирий.

– А графин с водой. Он был полон?

– Графин. Наверное, нет, – пробурчал слуга.

– Я не расслышал, – резко сказал граф.

– Нет. После обеда хозяйка принимала порошок от сердца. Она запивала его водой из графина. Он не мог быть полным.

– Но вы не можете сказать точно?

Граф повернулся к слуге и снова посмотрел в его глаза.

– Не могу. Следователь Матюшкин уже был здесь. Вчера вечером он уже допросил нас всех.

В голосе хромого слуги граф услышал нотки недовольства. Порфирий давал понять, что Соколовскому здесь нечего делать, и ему стоит покинуть усадьбу.

– А где ваш хозяин?

– Все на кладбище, Ваше сиятельство.

– Буду рад, если вы проводите меня до ворот.

По дороге из дома граф поинтересовался, нет ли у кого из жителей усадьбы тёмно-зелёного пиджака. На это он получил резкий отрицательный ответ.

– Вот здесь садовник попытался схватить убийцу?

– Нет, чуть раньше, – слуга взмахнул рукой, указывая на участок дорожки.

– А во что он был обут?

Порфирий остановился и старательно пытался вспомнить обувь злосчастного позднего гостя.

– Не помню, Ваше сиятельство.

– Подполковник описал его обувь, как светло-коричневые летние туфли, – заметил Соколовский.

– Кажется, так и было. Да! Точно, коричневые туфли. Я вспомнил. Когда мы схватились в библиотеке, я посмотрел на его ноги.

Граф Соколовский любезно улыбнулся и покинул усадьбу Аносовых. Александр Константинович приказал кучеру ехать до набережной Фонтанки. Граф долго бродил по набережной. Долгое время он простоял, облокотившись на перила Пантелеймоновского моста. Он с огорчением вспомнил, как члены Городской думы распорядились разобрать старый цепной мост. И теперь взамен чудеснейшего моста появилось нечто другое. Новый мост до сих пор не был закончен. Лишь недавно убрали временные деревянные перила. Граф с презрением оглядел новое творение, которое должны были начать декорировать в скором времени. Дурное чувство внутри усиливалось не от досадной утраты старого моста, а от той мысли, что в своём завершённом облике новый мост может оказаться довольно славным. Александру этого и не хотелось, его крайне угнетал тот факт, что более совершенное может заменить нечто, с чем его связывали сильные и противоречивые воспоминания.

Александр Константинович долго прогуливался по любимой набережной. Его манили прохладные воды Фонтанки. Вместе с прохладным ветром на него обрушилась буря воспоминаний о молодости, о любви, семье, поисках себя. Медленной походкой, постукивая своей оригинальной тросточкой, он дошёл до Аничкова моста и долго смотрел на Аничков дворец. В этом дворце, перестроенным фаворитом Екатерины Великой по своему вкусу, граф Соколовский удостоился аудиенции императора Александра Третьего. Граф прикрыл глаза. Налетевший с Невы прохладный ветер потревожил седые виски Александра Константиновича. Граф, чувствуя лёгкий озноб, направился к карете.

Дома Александра Константиновича заждалась заботливая экономка.

– Только вы уехали, как прибыл Борис Михайлович, – поведала Марфа, поднимаясь вслед за своим хозяином на второй этаж. – Померла подполковничья жена, Царство ей Небесное. Я даже не успела его расспросить толком. Узнав, что вы поехали к Аносовым, его благородие тут же поехал туда. Часа через два от него прибыл городничий. Не застав вас, он просил передать, что Борис Михайлович прибудет к семи часам.

Марфа хотела сказать что-то ещё, но граф отправил её на кухню. А сам переоделся в домашнюю одежду и отнёс «трость с секретиком» в комнату, где расположилась небольшая химическая лаборатория и целая коллекция разнообразного оружия. Он с бережной любовью поставил сегодняшнюю трость в металлическую стойку. Она присоединилась к своим пяти разнообразным сёстрам. Александр Константинович посмотрел на настенные часы с кукушкой. Они показывали четверть седьмого.

Граф показался на лестнице и приказал немцу-дворецкому подать ужин на две персоны. После Александр Константинович удалился в спальню. Тонкими пальцами он взял молитвенник и перекрестился, глядя на иконы, освещаемые лампадкой из зелёного стекла.