Жизнь в пригородном двухэтажном доме, казалось, погрузилась в глубокий спокойный сон. Высокий забор надёжно скрывал от посторонних глаз владельца дома и его слуг, изредка покидавших своё мрачноватое жилище. Уже больше года из деревянных окон, украшенных традиционными русскими узорами, не раздавался гневный крик хозяина. Жители окрестных поместий и дачных домиков стали уже забывать наполненный деспотичными нотками голос графа Соколовского. Местные с трудом могли припомнить времена, когда толстые ворота открывались перед гостями. А ведь случалось, что к этому нахмурившемуся дому выстраивалась длинная вереница из карет, окружённая очередью просителей.
Поэтому появление у ворот дома чёрной брички, из которой выскочил молодой и энергичный господин в тёмно-синем кафтане, не могло не удивить местных обитателей. Это был возмужавший Борис Михайлович Матюшкин, служивший в Петербурге судебным следователем. Несколько пар любопытных глаз неотрывно проводили столичного сыщика до бурого забора, за которым он и скрылся.
Покончив с завтраком, постаревший граф Соколовский не спешил вставать из-за стола. Он дождался, когда верная служанка уберёт столовые приборы, и закрылся от окружающего мира чёрно-белой газетой. Тяжёлый характер хозяина дома ещё больше испортился после длительного одиночества. За последний год он превратился в молчаливого, замкнутого и совершенно не терпевшего возражений старика. Несмотря на уговоры своей старой няни, ныне исполняющей обязанности экономки, граф практически не покидал дома и мало с кем разговаривал. Редким исключением оставался денщик, которого своенравный дворянин нередко приглашал в библиотеку для игры в шахматы.
Газета шелохнулась в утончённых пальцах графа, когда из передней донеслись неразборчивые звуки, которые позволили предположить о появлении гостя. Вскоре в столовую столь же важно, как и бесшумно, прошествовал дворецкий. Всем своим видом он представлял собой идеал интеллигентного и почтительного слуги, чем вызывал у хозяина ничем не прикрытое отвращение. К тому же он, по несчастью, родился пруссаком. А это, по мнению хозяина дома, являлось неисправимым изъяном.
– Прибыл Борис Михайлович Матюшкин, – с едва уловимым акцентом объявил дворецкий.
– Здравствуйте, Александр Константинович, – в комнату влетел улыбчивый судебный следователь. – Простите за беспокойство, но я нуждаюсь в Ваших блестящих способностях.
– Марфа, принеси гостю чая, – донеслось из-за газеты, и Соколовский открылся незваному гостю.
Следователь Матюшкин с секундным замешательством и замершей улыбкой застыл перед графом. За несколько месяцев тот невероятно изменился, а густые тёмно-русые волосы отступили перед старостью, позволив седине обойти с флангов густую соколовскую шевелюру. Глубокие борозды морщин сетью легли на угрюмое лицо, частью скрываясь в зарослях пышных усов и треугольной бородки. Время и одиночество не пощадило знаменитой бороды графа Соколовского. Взлохмаченная и с пробивающейся сединой она делала своего обладателя похожим на тощего медведя, проснувшегося посреди зимы. Кончики усов безрадостно повисли, сливаясь с не расчёсанной бородой. Лишь глаза остались прежними, и всё так же тёмно-карие зрачки сверкали неизменной прозорливостью.
– Приветствую вас, Борис Михайлович. Давно вы нас не посещали. Присаживайтесь, дружок. А ты скройся с глаз немедля, – гневно бросил граф.
Последнее относилось не к Матюшкину, а к немцу-дворецкому, застывшему в почтительной неподвижности. Граф и слуга обменялись взаимными молчаливыми оскорблениями, после чего дворецкий бесшумно покинул комнату. Молодой чиновник сел по левую сторону от хозяина дома и уже собрался справиться о его здоровье, как из дальнего коридора донёсся женский голос.
– Простите, Александр Константинович, слишком много хлопот стало в моей жизни. С таким ритмом жизни остаётся удивляться, как я ещё имя своё не позабыл.
– Ой, дорогой Борис Михайлович, – к столу поспешно подошла дородная экономка.
Когда-то эта пожилая женщина была няней Александра Константиновича. И по прошествии многих лет граф относился к ней с глубоким уважением. Она бережно поставила на стол поднос с кружками, баранками, чайником, блюдцами и прочими приборами. При её появлении Матюшкин поднялся с места и успел перехватить пухлую ручку для поцелуя.
– Ох, – смущённо фыркнула экономка. – Как вы возмужали. Ни дать, ни взять – Его превосходительство! А манерам было бы не плохо кое-кому поучиться.
Однако назидательные слова своей былой няни поседевший граф пропустил мимо ушей.
– А я видела, как вы подъехали ко двору, – расставляя на столе три чайных чашки, призналась экономка. – Сначала даже не угадала. Думала барин какой-то едет. А как пригляделась – батюшки, так ведь это наш Борис Михайлович! Мне как раз сон после вчера снился. Будто, приехали к нам жандармы и стали Александра Константиновича о помощи просить. Сон-то в руку оказался. А у нас такая тоска, ужас!
– Хватит, – прервал угрюмый граф и высыпал в чашку одну ложечку сахара. – Он приехал не для того, чтобы слушать твою болтовню. Так зачем же?
