Граф Савва Владиславич-Рагузинский - [56]
Тем не менее русская армия продемонстрировала храбрость и дисциплинированность[66]. В турецкой же армии, напротив, после сообщения о падении Браилы начались беспорядки. Ружейная и пушечная стрельба началась по всему фронту, и первые атаки были невероятно кровавыми. Затем наступило короткое перемирие. Янычары подняли бунт: их буквально скосили во время атаки, 7 тыс. их было убито. Однако царю и в голову не могло прийти, что визирь чувствовал себя намного хуже его. Балтаджи-паша по природе своей вовсе не был воином, он даже готов был вступить в переговоры, во что русские сначала никак не могли поверить. Но на четвертый день сражения обе стороны уже не могли говорить ни о чем ином, кроме как о мире.
В трагическую ночь с 9 на 10 июля царь вызвал к себе в шатер Шереметева и отдал ему приказ на рассвете атаковать неприятеля по всему фронту. Далее он приказал, чтобы до этого времени никто не смел входить к нему в шатер. Тогда же он написал письмо к Сенату в Москву, чтобы тот в случае его гибели или пленения выбрал царем того, кто покажет себя наиболее способным.
Между тем, Шереметев, Шафиров и Владиславич, посовещавшись в узком кругу, отказались от идеи атаковать. Говорят, царица Екатерина сумела той ночью все-таки проникнуть в шатер к царю и уговорить его начать мирные переговоры, сделав по совету Саввы Владиславича уступки, дав обещания и, прежде всего, подкупив турок деньгами и другими подарками.
После этого фельдмаршал Шереметев направил к великому визирю своего горниста с известием, что русские не желают кровопролития, а если такового не хочет и визирь, то они готовы начать мирные переговоры. На это послание Великий визирь даже не ответил, что вызвало страх в русской верхушке. Шереметев послал второе письмо, потребовав, чтобы визирь, если он не желает отвечать, принял незамедлительное решение. На это визирь ответил, что он не бежит от мира.
Ошибаются те, кто считает, что на Пруте вообще не было никакого сражения. Во время отступления от Прута к Станилештам русских по пятам преследовали турецкие войска. Сам визирь возглавил отряды янычар; у него было 470 пушек; янычары атаковали русских семь раз; русские, оставшись без провизии и фуража, так косили янычар, что в итоге обратили их в бегство. Князь Кантемир в своей «Истории Турции» пишет, что непрерывный и жестокий бой длился три дня. Пишет и о себе, как он сражался во главе молдавских отрядов, помогая генералу Янусу отступить. Он говорит, что бился с 60 000 турецких и татарских всадников «и имел честь отразить их».
Узнав о том, что визирь не исключает мира, царь немедленно отправил на переговоры трех делегатов: министра Шафирова, сына фельдмаршала графа Шереметева и Савву Владиславича. Участие Саввы подтверждают, прежде всего, молдавские хронисты из окружения князя Кантемира, в первую очередь гетман молдавского войска и лучший историк этого похода Ион Некулча, который пишет: «Министры Шафиров и Савва и сын Шереметев отправились на переговоры с визирем о мире, требуя, чтобы для России определили границу по Дунаю, поскольку несколькими днями ранее князь Бранковяну по приказу султана предлагал такое условие через Кастриота». Присутствие Саввы на переговорах подтверждает и русский историк Голиков. Особенно важно свидетельство царицы Екатерины I, прозвучавшее в указе о возведении Владиславича в графское достоинство (1725); она объявила, что тот заслужил его и во время мирных переговоров на Пруте.
Однако переговоры шли с большими трудностями. В лагере визиря находился шведский генерал Понятовский, поляк по происхождению, которого мы уже видели в Царьграде, когда он от имени короля Карла XII интриговал против заключения мира с Турцией, на котором так настаивал царь Петр после Полтавской победы. Три русских делегата получили от царя полномочия пойти на условия, скорее напоминающие жалкую капитуляцию: 1) вернуть Турции все города, захваченные во время предыдущей войны; 2) если шведы потребуют для себя концессий, то вернуть им все завоеванные на Балтийском море земли, за исключением Ингрии на севере; 3) если возникнет вопрос соперничества между королем Августом и Станиславом Лещинским, то пожертвовать другом царя Августом; 4) и если визирь согласится вообще не поднимать шведский вопрос, то с радостью с ним согласиться, пообещав ему денег и другие подарки. Прежде всего, на подкуп визиря: 150 тыс. рублей, с тем чтобы из этих денег визирь оставил лично для себя 60 тыс.; а затем передал янычарскому are (командиру) 10 тыс. рублей; и, наконец, 10 тыс. рублей любому другому командиру. А также второстепенным чиновникам обещать хорошие подарки.
Однако Шафиров вернулся с плохими новостями: турки вообще не желают мира, а только стараются выиграть время. Тогда царь решился на более серьезные уступки: 1) вернуть Турции Азов и только что построенный Таганрог, а также пушки с крепости Каменный затон; 2) обещать, что Россия никогда больше не будет вмешиваться в польские дела; 3) предоставить туркам свободу торговли; 4) навсегда отозвать русского посланника из Царьграда; 5) позволить Карлу XII вернуться в Швецию, как только он пожелает; и, наконец, 6) забыть старую вражду.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.