Граф Савва Владиславич-Рагузинский - [46]
Теперь все стало ясно и царю, и его окружению. Бранковяну и не думал мобилизовать свои войска. Русским стало известно, что Бранковяну не позволил девятнадцати тысячам сербов, ведомых на помощь русскому царю Богданом Поповичем, перейти из Венгрии через его территорию. Потом, когда царь Петр послал в Валахию несколько отрядов конницы, чтобы принудить Бранковяну выполнить обещание снабдить русскую армию, валашский князь заставил русских отступить под угрозой уничтожения и пленения.
Но интереснее всего то, что эмиссар Бранковяну в Яссах, адъютант Георгий Кастриот, получил еще одно задание, выполнения которого от князя Бранковяну требовал султан Ахмед III: через иерусалимского патриарха Нотараса (Досифей к этому времени уже умер) предложить царю Петру Великому от имени Турции мир.
Турецкое правительство опасалось, что под знамена христианской войны, как это уже случилось в Молдавии, встанут все христиане Европы. Поэтому султан передумал и послал царю обещание в случае заключения мира определить границу между Россией и Турцией по Дунаю. Бранковяну должен был доставить это предложение царю, который находился тогда в Яссах. Конечно, ему очень не хотелось делать этого. Тем не менее царь с этим предложением не согласился, «чтобы турки не осмелели и не стали еще опаснее».
Этот факт отметил и молдавский хронист Некулче, гетман Кантемира, который присутствовал при этих событиях и буквально записал все происходившее, впрочем, как и другие молдавские хронисты. Они и стали для нас главными источниками изучения русской истории этого периода. Русские же, напротив, в атмосфере поражения фальсифицировали факты, свидетельствовавшие об истинном положении дел, так что из Москвы исходили только официально утвержденные сведения. Поэтому факт предложения мира был извращен Москвой. Вольтер в своем труде о Карле XII также сообщает о турецком предложении мира. Между тем валашский хронист Клечеану, человек князя Бранковяну, не говорит об этом открыто, приписывая Георгию Кастриоту роль человека, который всего лишь должен был в Яссах примирить враждующие стороны, ничего конкретного им не предлагая. Наконец, третий молдавский хронист, Афендули, также говорит о предложении султана, причем в тех же тонах, что и Никулче. Дневник, который Никола Норта обнаружил в одном берлинском архиве, полностью подтверждает слова Никулче о том, что Бранковяну по приказанию султана Ахмеда III предлагал России мир.
Для нас, сербов, особенно интересно то, что Бранковяну после этой войны не решился ни примкнуть ни к русскому царю, ни вернуться в подданство к султану, а отважился – в случае победы русских – передать Валахию австрийскому императору! Бранковяну и ранее был известен как большой друг Габсбургов, и даже говорят, что он заключил с ними соглашение, аналогичное договору с русским царем, причем в то же самое время. Вне всякого сомнения у Бранковяну с Габсбургами существовала договоренность о предоставлении ему при необходимости убежища.
Однако в катастрофе христианского войска на берегах Прута не следует винить лишь предательство валашского князя Бранковяну. Ошибка состояла прежде всего в том, что Петр Великий привел на Прут войско в десять раз меньшее, нежели объединенная армия турок и татар. Кроме того, его армия не имела обозов с необходимым фуражом. У нее не было артиллерии. Войсками командовал фельдмаршал граф Шереметев, который не уничтожил вовремя переправу через Дунай, чтобы воспрепятствовать переправе турецкой армии в Молдавию. И, наконец, с русской стороны все делалось небрежно и спустя рукава.
Тем не менее предательство Бранковяну не может быть оправдано ни с военной, ни с политической точки зрения. Петр Великий мог проиграть битву на берегах Прута, но потом началась бы другая война, гораздо более серьезная и тщательнее спланированная, настоящий крестовый поход. После предательства он потерял веру в христианское окружение, а потом и вовсе отказался от его помощи. Для нас, сербов, князь Бранковяну в любом случае остается предателем великого общего христианского дела. Его предательство почти на два столетия скомпрометировало идею сербских и греческих патриотов об освобождении от турецкого ига, идею, которую патриарх Досифей и Савва Владиславич внушили Петру Великому.
2
Как мы видели, Савва Владиславич верил, что продвижения русской армии будет достаточно для того, чтобы вызвать многочисленные восстания славянских народов в Турции. Не совсем понятно, верил ли он грекам и болгарам, но бесспорно доверял сербам и албанцам, что отразилось в его военном плане, переданном накануне войны царю. В нем действительно речь шла только о сербах и албанцах, а греки и болгары даже не упоминались. Конечно, он доверял и румынским князьям, хотя понимал, что ими движут в первую очередь династические интересы.
Владиславич очень хорошо знал настроения в сербских землях и потому не мог переоценить силы повстанцев, которые должны были атаковать пограничные гарнизоны султана. Но, что еще важнее, Владиславич был прекрасным дипломатом и потому отдавал себе отчет в том, что единственным серьезным вкладом сербов в эту войну могло стать их участие в мирной конференции, на которой они подняли бы сербский вопрос. Победившая Россия за зеленым сукном дипломатического стола переговоров добилась бы изгнания Турции из Европы в Азию, отвоевав тем самым свободу и независимость для Сербии.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.