Граф Остерман - [4]

Несомненный интерес представляют сведения об отношениях между иностранными дипломатами при русском дворе. Из их депеш явствует, что они ревниво следили за визитами друг друга к императрице и сановникам. Английский резидент К. Рондо организовал слежку за визитами своего коллеги — французского дипломата, о чем доносил в Лондон 29 сентября 1732 г.: «Я следил за французским послом Маньаном и убедился, что он часто совещается с фельдмаршалом Минихом, но не мог разузнать, что происходит между ними, хотя полагаю, фельдмаршал говорил за него с графом Бироном».

Важно отметить, что знаковые события придворной жизни нередко совпадали со знаковыми событиями истории России. К ним относится информация о болезни и смерти государя и государыни, о стремительно развивавшихся событиях в Москве в феврале 1730 г., о судебных процессах над Голицыным, Долгорукими и Волынским, о событиях на театре военных действий во время войн с Польшей, Турцией, Швецией и др. Что касается повседневной жизни двора, то она протекала скучно и однообразно: балы, маскарады, обеды, ужины и неизменные фейерверки. Они, разумеется, характеризуют беспечную жизнь двора и вельмож, их культурные и духовные запросы, но не они представляют главный интерес для историка России. Коротко об источниках, освещающих деятельность Кабинета министров. В целом эти источники, опубликованные тоже в сборниках Русского исторического общества, по содержанию близки к источникам, отложившимся в Верховном тайном совете, но есть и отличия. Главное из них состоит в том, что публикатор документов Кабинета министров А. Н. Филиппов предпослал публикуемым документам Кабинета министров «Предисловие» и «Введение», отсутствующие в публикации источников Верховного тайного совета — в нем I том открывается публикацией документов. Мне неизвестны причины, побудившие редактора издания «Бумаг Кабинета министров» отказаться от необходимости информировать читателя об архивах и фондах, в которых хранятся публикуемые им источники.

Я не нахожу веских оснований, почему А. М. Филиппов дал им общее расплывчатое название: «Бумаги Кабинета министров», в то время как А. Н. Дубровин дал в названии публикации перечень видов документов. Мне представляется предпочтительным использовать название А. Н. Дубровина и озаглавить публикации «Протоколы, журналы и указы Кабинета министров».

Из опубликованных документов Кабинета министров явствует, что в нем изменилась структура делопроизводства: в первые годы его существования исчезла рубрика протоколов, они были перенесены в рубрику «Журналы». В последующие годы входящие в Кабинет документы были изъяты из рубрики «Журналы» и стали публиковаться в особой рубрике «Входящие». Эти новации, как и другие, нисколько не отразились на содержании публикации.

Попытку изобразить портрет А. И. Остермана предпринимали не только его современники, но и историки. Д. А. Корсакову в монографии, опубликованной в последней четверти XIX в., образ Андрея Ивановича представлялся таким: «Вся жизнь Остермана — упорный и постоянный труд, все его нравственное соображение — хитрость, лукавство, коварство и интрига. С Россией он не был связан ничем: ни национальностью, ни историей, тем менее родственными традициями, которых не имел. Всегда сдержанный, методичный и последовательный, Остерман постоянно действовал наверняка. Он точно следовал пословице: “Семь раз смеряй — одни раз отрежь”. На Россию смотрел как на место реализации своих честолюбивых, но не корыстолюбивых целей. Остерман был “честный немец” и оставил в истории свой образ дипломатической увертливости и придворной эквилибристики, он не запятнал своего имени казнокрадством и лихоимством; в частной жизни он был в лучшем смысле слова немецкий бюргер: человек аккуратный и точный, он любил домашний очаг, был примерный муж и отличный семьянин. Обладал обширным, но абстрактным умом и, имея глубокие познания в современной ему дипломатии, он считал возможным, согласно понятиям века, все благо государства устроить последствиям дипломатических и придворных конъюнктур».

Приходится согласиться с этой обстоятельной характеристикой Остермана, написанной Д. А. Корсаковым, за исключением одного пассажа: Остерман якобы «ничем не был связан с Россией». Это заявление вступает в вопиющее противоречие с карьерой Андрея Ивановича, на протяжении без малого четырех десятилетий честно служившего России и оставившего заметный след в ее истории первой половины XVIII века.

Историк начала XX столетия В. Н. Строев дополнил пробел, допущенный Корсаковым в характеристике Остермана. Он считал его энергичным последователем Петра Великого и начинал свой отзыв об Остермане с заявления: «В Остермане мы видим крайнего государственника, который на все, даже на страх Божий, смотрит с чисто государственной точки зрения. Наряду с этим нельзя не отметить у него чрезвычайную скудость общих идей об управлении государством. Все современники отмечали в нем чрезвычайную работоспособность (в том числе не любивший его Миних), сдержанность, хитрость и жестокость. Подобно своему великому учителю, он, конечно, не задумывается принести в жертву своим государственным идеалам любую человеческую личность, как скоро это понадобится»