Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году - [65]
Что это я заранее злюсь на завистников! Партизану ли славного 812 года останавливаться с ними! Вперед!
Завтра к вечеру снова я подвинусь к Семипалатскому. Сегодняшнее донесение мое любопытно, достаньте его.
Целую неделю я не писал к вам, княгиня. Выпала пороша и зазвала нас поохотиться далее, чем думали. Снег по колено, однако же начинает опять таять. Передо мной Семипалатское с белыми кровлями, заиндевевшим лесом, и в нем ни души: и госпиталь и французы — все исчезло. Сейчас ходил я по пустому дому Мирославцевых; там встретил меня дворник: французы выступили третьего дня ночью, взяв с собою всех раненых. Вероятно, не считая места безопасным, офицер выступил в Смоленск. Мирославцевы живут в лесном доме и в усадьбу не приезжали. Жители еще не показываются. Войска неприятельские, стоявшие в окрестностях, начали сближаться к Смоленску и Дорогобужу.
Наше появление сбивает их с толку. Они знают уже об отступлении от Москвы и не ждут доброго.
Виноват, княгиня, но у Мирославцевых я не буду: теперь и дороги нет туда, как сказал мне дворник.
Богуслав был жив.
Потоп, движущийся от Москвы, сего дня наводнил уже окрестности Дорогобужа. Какой хаос! Где это блиставшее порядком воинство! Давка, ломка, незнание мест, распри… это ад!
Я видел князя; он здоров, спешу вас утешить этой вестию.
Сегодни еще стягиваются сюда силы неприятельские. К вечеру завязалась в ариергарде их перестрелка. Платов и Милорадович у них уже на плечах.
Надеюсь послезавтра быть близко к Семипалатскому. Сейчас имел я известие о князе Тоцком и о благополучии его летучей роты имею честь моему сиятельству донести.
Я получил от вас три строчки, моя повелительница! Я так им обрадовался, что казак, смотря на мое восторженное лицо, лукаво покусывал губы.
Да! Да!.. Успокойтесь: я видел вашего супруга, и он целехонек. Мы с ним часа два пировали и пили за ваше здоровье прямо из бутылки. Кто же, думаете, предложил этот тост? Не он — я, ей-богу, я!
Никак не советую вам заезжать в Семипалатское: вам будет объезду около сорока верст самой дурной, разбитой дороги. Я ведь донес вам, что оно по милости божией цело: главная масса французской армии не раздавила его, потому что оно оставалось в стороне.
Слышали ли вы, княгиня, сигнал вандальской злобы, этот безумный взрыв? Ребячье, малодушное мщение! Часть смоленской стены поднята на воздух… Наш старый, добрый Смоленск!
Мы забрали множество наших и чужих больных и раненых, но о Богуславе нет никакой вести.
Барон Беценваль, начальствовавший лазаретом в Семипалатском, был с своими больными в Смоленске, но куда отсюда девался, не добьюсь ни от кого.
Как вы милы, что меня послушались! Статное ли дело отставать теперь от армии из одного нетерпения повидаться с вашей Софией!.. (Достанется же мне когда-нибудь!)
XXVI
Ясная зимняя ночь покрывала землю; все спало глубоким сном в занесенном недавнею метелью Семипалатском, только по дороге от селения к церкви раздавались два голоса и к полному месяцу мелькали две черные тени идущих.
— Какая морозная ночь, отец дьякон, посмотрите, как выяснилось на небе. С вечера была метель и оттепель, а теперь, я думаю, градусов семьдесят стужи; я дрожу в тулупе, как после лихорадки.
— Морозно, морозно, Симеонович, слышь, как хрустит снег под ногой, словно сухарей насыпано по дороге, а по погосту-то как будто блесточек золотых усеяно — так и горит против месяца-то; градусов, без всякого прекословия, за двадцать будет, а не семьдесят, как ты отпустил, уж этого и не слыхано; разве ты по Фаренгейтову тепломеру[40] исчисляешь?
— Нет, отец дьякон, я так, спроста исчисляю, по моим зубам: слышь, как стучат — чуть языка не прихватывают. Ну вот и до храма божия добрались теперь отогреемся: вон как пылает; ай-да староста, спасибо ему, как разжарил печь.
Так собеседовали между собою дьякон и пономарь села Семипалатского, идя к заутрене, часу в четвертом ночи, на воскресенье. Усердный прихожанин, исправлявший должность церковного старосты, уже отблаговестил и, глядя на мороз, действительно, как заметил пономарь Симеонович, не пожалел дров, чтоб понагреть остывшую церковь.
Церковь в селе Семипалатском была обширная, каменная; она не имела зимнего придела, как бывает при некоторых сельских храмах, но хотя и не обладала полным удобством теплой церкви, ибо верхние окна и маленькие окошечки в куполе, под самой главой, не имели двойных рам, но зато нижние четыре окна были в надлежащей исправности, а обширная печь, занимающая большое пространство в левом углу, близ дверей, так нагревала воздух, что православные прихожане не могли ни в какую стужу пожаловаться, чтоб озябли.
Когда вошли дьякон и пономарь в церковь, иконостас еще не был освещен: только два огарочка горели около царских врат, зато по старой позолоте его ярко разливался свет из открытой и светло растопленной печи, которой пространное устье конечно обращалось к алтарю. Перед печью, на скамье, сидел староста, и с ним кто-то сторонний; они встали и поклонились дьякону, когда он, совершив поклоны пред образами, подошел к ним.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».