Граф Никита Панин - [2]

Зинаида Чиркова Граф Никита Панин

Другу, соратнику, супругу Николаю Трофимовичу Гибу посвящается…

Часть первая

Правда чаще всего бывает неправдоподобнее вымысла.

(Известная истина)

Глава первая

Старый разбитый возок, крытый почерневшей от времени рогожей, немилосердно скрипел и дребезжал. Голова Анастасии Богдановны, откинутая на спинку жесткого сиденья, обтянутого вытертой козлиной шкурой, при каждом толчке моталась из стороны в сторону, а руки продолжали даже в дремоте прижимать к себе двух худеньких девочек, шести и восьми лет, одетых в зябкие легкие салопишки и капоры, отороченные мехом зайца. При каждом толчке она вздрагивала, еще теснее прижимала к себе девочек и гнала прочь мысли, не оставлявшие ее бедную головушку с тех самых пор, как опустили в могилу самое дорогое ей существо — ее мужа, барона и генерала Цейделя. Разве могла она предполагать, когда ехала в действующую армию вместе с ним, что возвращаться будет вот так, в драном, обитом рогожей возке, страдая и стеная от невозможности получить более удобное средство для езды, дрожа при мысли, что будет с ней самой и с ее крошками-девочками, когда вернется она в столицу, когда начнется ее новая жизнь вдовы и просительницы, когда надо будет самой думать обо всем, начиная с обувки девочкам и кончая куском хлеба…

Еще Остерман[1], всесильный канцлер, с согласия правительницы Анны Леопольдовны, пообещал Австрии поддержку — корпус в сорок тысяч русских солдат. Время это — с сороковых годов XVIII столетия — стало для Европы временем перемен, волнений, перекройки и перестройки. В сороковом году на престол Австрии взошла Мария-Терезия, старшая дочь Карла VI. Основа для ее трона была заложена в 1724 году так называемой «Прагматической санкцией», по которой все владения Габсбургов признавались нераздельными и наследовались Марией-Терезией. Но первым нарушил эту «санкцию», поправ все европейские договоры, Фридрих II, прусский король, вступивший на прусский престол в том же сороковом году. Он вторгся в Силезию, отнял ее у Австрии и уже потирал руки в предвкушении лакомых кусков, которые сможет урвать из австрийского наследства. Его пример стал заразителен для курфюрста Саксонского и баварского правителя Августа III. Вся Европа перекраивалась, воинственные и жадные до чужого добра короли и правители втихомолку вводили войску на чужие территории, захватывали лучшие земли. Старые договоры теряли силу, подписывались новые. Мария-Терезия, бессильная в борьбе с наглыми захватчиками, истерически просила Россию помочь. А Россия все еще была во власти честного слова и старых подписанных договоров, соблюдала правила старой игры и потому послала Австрии сорок тысяч русских солдат, хотя кому какое дело, особенно русскому мужику, до австрийских интересов, какое дело русскому солдату до пошатнувшегося трона Марии-Терезии.

Но корпус пришел к Рейну, остановился, наводя одним своим видом ужас на распоясавшихся захватчиков, и хотя еще не вошел в дело, но уже терял солдат. И первой жертвой этой необъявленной войны стал генерал Родион Кондратьевич Вейдель. Всю жизнь он провел в войсках, скудное жалование барона было едва ли не единственным его достатком. Вместе с ним на позиции приехали жена и две дочки — все его родные и близкие.

Родион Кондратьевич никогда не был слишком храбрым, никогда не высовывался вперед, командовал только по приказу свыше, звезд с неба не хватал, но был исправным служакой и честным командиром. Знал, что с его смертью семья лишится скромного достатка, а родственники в Санкт-Петербурге, дальние и почти незнакомые Пассеки, вряд ли приютят его жену и двух девочек. Шальное ядро прилетело к ногам его лошади, разметало по сторонам копыта и внутренности, а седока в потертом воинском мундире сбросило на землю и прикончило, разорвав почти пополам. И снова на пригорке, где стоял со своими адъютантами генерал, стало тихо и спокойно, словно и не было раскаленного ядра, пущенного по ошибке так некстати…

Страшная картина гибели мужа и сейчас стояла перед глазами Анастасии Богдановны Вейдель, хотя и не была она на том пригорке, а находилась с детьми на зимних квартирах. Разметанное тело генерала едва собрали, похоронили с почестями, вдове направили пенсион и даже собрали все имеющиеся деньги в корпусе, чтобы выплатить жалование — корпус, как и водится в России, уже много месяцев не получал денег. Анастасия Богдановна понимала, что прожить на скудную пенсию с двумя детьми будет совсем не просто, но других средств к существованию у нее не было. Поженились они с Вейделем в юности по глубокой и страстной любви, оба были бедны, хотя и обладали громкими титулами, и куда бы ни направляла генерала его воинская судьба, всюду следовала за ним Анастасия Богдановна.

И вот теперь ледяная тоска охватила сердце вдовы. Суровый холодный ветер задувал в лицо, хлопья рыхлой черной земли летели из-под копыт двух неуклюжих старых кляч, запряженных в разбитый возок, едва прикрытый старой рогожей. Девочки жались к матери, закутанной в старую бархатную шаль, доставшуюся ей еще по наследству, да старались забраться замерзшими ручонками под ее старенький салопчик из вытертого заячьего меха. Баронесса прижимала их к себе, холодной рукой гладила по замерзшим красным щечкам, дышала на их грязные холодные ручонки и с ужасом думала не только о морозных и одиноких ночах, но и о том, что в столице станет вовсе нищей и попрошайкой, безответной и никому не нужной сиротой. Но и здесь она не могла оставаться — войска уйдут вперед, и на чужбине станет еще тоскливее…