Граф Калиостро - [10]
-- Золото? Но там нет золота, кавалер...
-- Как? -- Бакалавр, открыв от удивления рот, взглянул на магический круг. А круг очерчен мелом, а золота нет, только топчатся плотные графские ноги в желтых чулках с красными запятыми.
-- Феличиани! -- позвал Калиостро. -- Довольно им золота!
Бакалавр отшатнулся от графини. "Что за притча, куда девались червонцы?" -- и даже потер переносицу. Кругом недоуменно заспорили.
-- Полагаю, он монеты -- в рукав, а оттуда -- в штаны.
-- Изволь-ка в штаны такую казну угвоздить. Я чаю, воза два золота было, что твой Монетный двор.
-- А я смею удостоверить, что все червонцы до остатнего в шпагу его поскакали: дзык-прыг.
-- Помолчите вы, сударь Дзык-Прыг: виданное ли дело деньги в шпагу прятать?
-- Да шпага его один симбол и магический жезл, а золото, полагаю, -- одна аллегория.
Долго бы еще спорили братья-розенкрейцеры, утирая платками лица, взбивая влажные от пота букли, постукивая крышками табакерок и предлагая соседям отведать тертого лавеланда, если бы Калиостро не захлопал в ладоши.
-- Высокое собрание, -- надменно заговорил он по-французски. -- Теперь вы видите, откуда богатства мои, о которых столь много пишут в газетах Европы... Но, братья, все же я утеснен, обвинен людьми, оклеветан: Калиостро -- плут, Калиостро -- обманщик... А заслужил ли я участь сию?.. Встань, Санта-Кроче, покажи им, кто я, кем буду я в грядущие времена -- встань!
Граненый алмаз перстня влажно вспыхнул на коротком пальце.
-- Все смотрите на мой волшебный алмаз! Говори, Санта-Кроче, что видишь?
-- Я устала, Джузуппе, не могу...
-- Смотри!..
Санта-Кроче замерла от сиплого окрика, руки пали вдоль тела. "Прекрасная госпожа, лучше бы мне страдать за тебя", -- на глаза Кривцову навернулись слезы.
-- Что видишь? -- прикрикнул Калиостро.
-- Вижу, вижу, -- точно издалека доносится мягкий голос графини.
-- Вижу... Толпа, шерстяные красные колпаки; черные пики, в зареве небо... Голова, -- пощади! -- отрубленная голова...
-- Голова, что такое? Где видишь меня? -- недоуменно забормотал Калиостро. -- Да скажешь ли ты?
-- Выкачены глаза, кожа обуглилась, почернела, вспухший шершавый язык торчит из ощеренных зубов... Это ты! ты!
-- Я? -- Калиостро побледнел. -- Меня казнят, да?
-- О нет... Ты... Тебе машут красными колпаками... Они ревут, плещут в ладоши, они несут тебя над черными пиками, -- вот ты! Ты вождь!
-- А, а, -- оскалился граф. -- Не слышишь ли имя мое?
-- От рева трясется красное небо, мостовые, дома... Не слышу... Слышу... Ма... нет... Ро... Ма-Ро ... Ро-Ма... Нет, не слышу.
-- Дальше где я, иди, иди, дальше!
-- Солдаты, медные орлы, барабаны... Всадники, на медных касках конские хвосты... о, куда они устремились, гром небесный!
-- А я? Где я?
-- Ты... Серый конь... Они кидают в воздух мохнатые медвежьи шапки, они рыдают от восхищенья... Слышу... Ты... Бо... Вот ты! Ты -- император.
-- Император? -- Калиостро фыркнул. -- Как, твой старый лысый Джузуппе, ты сказала, он император... Тогда дальше, вперед.
-- Пощади меня.
-- Дальше!
-- Вижу... Город... Красные кирпичи в инее. Сугробы... Высокая восточная стена... Простор... Мертвые улицы... Скуластые варвары... вот твой лысый лоб, блестящие монгольские глаза... Пощади!
-- Нет!
Санта-Кроче зашаталась, со стоном пала на колени:
-- О, пощади -- кровь, кровь!
-- Кровь! -- проворчал Калиостро, бледнея. Склонился над графиней, поднял ее:
-- Опыты кончены! Прочь с дороги!
И с графиней на руках широкими прыжками бросился из храма.
-- Будь проклята твоя магия, червонцы, алмаз! -- бешено крикнул бакалавр, кидаясь за графом вдогонку.
Он пронесся по пустому темному залу, по лестнице скатился в прихожую, -- но тут графские слуги Жако и Жульен преградили ему путь.
-- Не так быстро, signore, -- с ужимками поклонился Жако.
-- Пусти! -- отбросил его бакалавр.
В открытую дверь мелькнула белая мгла. К воротам по деревянным мосткам бежит с белой госпожой на руках граф Феникс -- красная кошка, ставшая на задние лапы.
-- Назад! -- оттолкнул бакалавра Жако.
Дверь хлопнула, бакалавр ударил в нее кулаками, и вдруг из замочной скважины просунулся долгий палец. Погрозил.
Не палец, а кончик носа просунулся в скважину. Шевельнулся, понюхал воздух, чихнул.
-- Наваждение! -- Кривцов рванул волосы, в кулаке остались рыжие пряди...
Великий мастер и московский типографщик нашли бакалавра в прихожей, у заднего крыльца, на полу. Кривцов сидел у замочной скважины и рукой ловил воздух.
-- Андрей, батюшка, что тебе приключилось? -- коснулся его плеча Елагин.
-- Нос, нос проклятый. Чуть поймаешь, он ровно муха -- в скважину шмыг...
-- Господин секретарь, не дурите, -- сказал Елагин построже.
-- Голубчик, душа моя, -- нагнулся к бакалавру и Новиков. -- Пошто ты за магом со всех ног грянул?
-- Ах, вы?.. -- повел глазами Кривцов. И закрыл худое лицо ладонями, и заплакал в голос, навзрыд.
-- Наваждение, наваждение...
-- Пойдем отседова, батюшка, -- ласково взял его под руку Елагин.
Негоциант Григор Фихтель выпустил братьев с парадных крылец, а они втроем вышли со двора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первое в России издание, посвящённое «московской теме» в прозе русских эмигрантов. Разнообразные сочинения — романы, повести, рассказы и т. д. — воссоздают неповторимый литературный «образ» Москвы, который возник в Зарубежной России.В первом томе сборника помещены произведения видных прозаиков — Ремизова, Наживина, Лукаша, Осоргина и др.
«…– Ничто тебя да не смутит, ничто тебя да не остановит, ничто тебя да не устрашит – сам Господь с тобой.Такие слова Терезы Авильской вырезаны на ее статуе.Это – одна из самых вдохновенных скульптур Беклемишевой…».
Первооткрывателем темы Галлиполи в русской литературе был Иван Созонтович Лукаш, написавший летом 1921 года документальную повесть «Голое поле» с подзаголовком (Книга о Галлиполи), которая год спустя была опубликована печатницей (издательством) «Балкан» в Софии и в России не переиздавалась. Галлиполийское сидение (Русская Армия в Галлиполи, галлиполийцы) - период продолжения существования регулярных частей Русской Армии генерала барона П. Н. Врангеля (преимущественно 1-го Армейского корпуса генерала Кутепова) после эвакуации из Крыма в ноябре 1920 г., рассредоточенных в районе греческого (на то время) города Галлиполи (турецкое название города — Гелиболу), расположенного на берегу пролива Дарданеллы, и сохранявших боеспособность до мая 1923 г.
«…Старичок-фельдмаршал сказал:– Ан, вон ордонанс мой… Тебя как, батюшка-майор, звать?– Премьер-майор Александра Суворов, ваше сиятельство! – восторженно крикнул сухощавый юноша, ступивший к столу из темноты.– Вот и ладно, мил друг… Вот и скачи-ка ты, душа Алексаша, к левому флангу, к самому князю Голицыну, и сей ордонанс от меня в обсервационный корпус передай, да еще и словами також скажи, чтобы строили фрунт обер-баталии в пять линей кареями, кавалерию, штоб всю в резервы за лес, а мост через Одер-реку мигом зажечь…».
«…Казацкая грамота «Роспись об Азовском осадном сидении донских казаков», привезенная на Москву царю Михаилу Федоровичу азовским атаманом Наумом Васильевым, это трехсотлетнее казацкое письмо, по совершенной простоте и силе едва ли не равное «Слову о полку Игореве», – страшно, с потрясающей живостью, приближает к нам ту Россию воли, крови и долга, какой мы разучились внимать.Торопливо, хотя бы кусками, я постараюсь пересказать это казачье письмо…».
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.