Граф из Техаса - [65]

Ощутив ее боль с такой же силой, как если бы она была его собственной, он поцелуем заглушил ее крик. Его язык проник в сладостные глубины ее рта в то время, как его орудие любви овладело ею. Остатки боли и страха исчезли без следа, когда он, заключив ее в свои сильные объятия, руками вплотную придвинул ее бедра к своим.

Когда их тела слились в единое целое, Люсинда почувствовала возвращение тех божественных ощущений, которые она испытала раньше и отдалась их власти с еще большим желанием. Что-то подсказало ей, что она получит еще большее наслаждение, если станет сочетать свои движения с движениями Прескотта. Сначала нерешительно, она начала встречать каждый его толчок движением навстречу, и вскоре их тела слились в едином движении, совершаемом в вековом ритме. Ее дыхание с каждой минутой становилось прерывистее, а страсть разгоралась все сильнее. Волшебство, которого она ждала, становилось все ближе, все ярче, и затем наступил момент наивысшего блаженства. Самое сильное наслаждение, которое Люсинда когда-либо испытывала в жизни, судорожной волной пробежало по ее телу и чувство глубокого и полного удовлетворения охватило ее. Ощутив, как ее тело изогнулось под ним и услышав тихий стон, вырвавшийся из ее уст, Прескотт позволил себе расслабиться и излился в нее, отдав ей не только свое семя, но сердце и душу.

Несколько мгновений они все еще держали друг друга в объятиях, оба отчаянно желая, чтобы эти божественные ощущения длились вечно, оба мечтая про себя, чтобы им никогда не пришлось расставаться.

Но это было неизбежно, и Прескотт поднялся над ней так, чтобы видеть восторженное выражение ее прекрасного лица.

— Я люблю тебя, — просто сказал он.

— О Боже, я тоже люблю тебя.

Он убрал рукой волосы с ее лица и поцеловал ее в лоб.

— Тогда решено. Мы поженимся, и чем скорее, тем лучше. Я схожу завтра к священнику, или дьякону, или как вы их здесь называете, и скажу ему, что…

Он остановился, увидев, как слезы появились в уголках ее глаз и почувствовав, как ужас наполняет его душу.

— Люсинда, дорогая, не говори этого. Пожалуйста, только не это.

— Разве ты не понимаешь? Мы не можем пожениться. Это разрушит твою жизнь и унизит твое положение при королевском дворе.

— К черту двор! Ты разрушишь мою жизнь, если покинешь меня.

— Но ведь ты не будешь жить без меня. Я буду твоей всегда до тех пор, пока ты будешь этого хотеть.

— Ты просто никогда не станешь моей женой, ведь так?

Люсинда отвела взгляд, и ее сердце пронзила острая боль при мысли о том, что жизнь сделала с ними обоими.

— В Англии быть любовницей — это очень престижное положение. Любовница практически ничем не отличается от жены. И в некоторых случаях ей живется даже лучше жены.

— Ха, любовница? Так ты видишь себя в роли моей любовницы?

— Я уже являюсь ею. И я никогда не смогу стать для тебя чем-то большим.

Прескотт пристально вглядывался в прекрасные черты ее лица, желая увидеть совсем не то, о чем она говорила, но понял, что ему не удастся переубедить эту упрямую несговорчивую женщину, пока она сама не изменит своего решения.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Если ты действительно этого хочешь, дорогая, тогда, я думаю, пусть будет по-твоему. Я согласен.

Неожиданное согласие и слова Прескотта болью отозвались в ее сердце. Спазмы сдавили ее горло тугим кольцом так, что ей стало тяжело дышать, и она почувствовала внезапную пустоту в своей душе.

Что она сделала? Отказавшись дать ему свое согласие на брак и отдав ему взамен свое сердце и тело, она попыталась сохранить его высокое имя и имя всей семьи Трефаро. Но, сделав это, она, возможно, разбила свое собственное сердце. Боже, помоги ей! И что ей делать дальше?

Глава 17

— Что такое поехать на барбекю, дядя Прескотт?

Прескотт перевел свой взгляд от ямы, которую рыли в земле два деревенских жителя, на любопытное личико Александры и нахмурился.

— Дай-ка мне подумать. Это что-то типа прогулки. Но больше того. Видишь ли, это когда собираются вместе много людей и… О, черт! Сладкая, это просто пикник.

— А что такое пикник?

В это время к ним сзади подошла Люсинда, которая одной рукой несла Элизабет, а другой держала крошечную ручонку Виктории.

— Это когда собираются вместе много людей, и они готовят себе пищу на открытом воздухе, а не в доме на кухне, где ее обычно готовит миссис Свит. Ведь так, дядя Прескотт?

Прескотт не мог не заметить, как четыре самых любимых женщины в его жизни изменились за эту прошедшую неделю. Александра, Виктория и Элизабет, которые были теперь хорошо накормлены, красиво одеты и ухожены, благодаря стараниям Люсинды, заботившейся о них, как мать, совершенно расцвели и превратились в хорошеньких маленьких леди. Особенно Элизабет. Она больше не писалась в кровати по ночам и больше не звала во сне свою маму. Но, по правде говоря, больше всех изменилась Люсинда. Хотя она все так же с формальной вежливостью относилась к нему на людях, все было совершенно по-другому, когда они оставались наедине. А это теперь случалось довольно часто. Каждую свободную минуту, которую могли выкроить, они проводили в объятиях друг друга или в постели, доставляя друг другу наслаждение и утоляя свою страсть, которая, казалось, разгоралась все сильнее, вместо того, чтобы со временем постепенно угасать, как это всегда случалось в его отношениях с другими женщинами.