Градуал - [23]

Наконец я очутился внутри здания, где было прохладней, хотя и не сказать, что холодно. Здесь наши паспорта и въездные визы тщательно проверили и каждого в отдельности допросили о цели визита. К этому времени Джиа тоже прошла внутрь и, стоя возле барьера, смотрела и слушала. Я не мог понять, к чему подвергать всех одной и той же бессмысленной процедуре и почему монсеньор Акскон или сама Джиа не могли избавить нас от нее. Однако положение наше было не таково, чтобы спорить, да и в любом случае скоро все закончилось.

Перед зданием уже ждали два больших автобуса, чтобы отвезти нас в отель. Охлажденный воздух в салоне был настоящим удовольствием.

17

Так началось наше турне по островам, занявшее несколько недель, полных выступлений, работы и впечатлений. Подготовленные к поездке концерты в основном состояли из классического репертуара, но в них включили и несколько современных вещей, чтобы показать, какую музыку в Глонде пишут в наши дни. Среди них оказались и две из моих лучших малых работ. Музыкальный руководитель выбрал мой Концерт для фортепиано с оркестром ми-бемоль мажор, написанный несколько лет назад, и недавнюю оркестровую фантазию, которую я назвал «Марш одухотворенных женщин».

Концерт по расписанию исполнялся всего раз, на нашем последнем выступлении вместе с блестящей молодой пианисткой Кеа Уэллер. Она не участвовала в турне, потому что была островитянкой с Теммила, где нам предстояло последнее выступление. Никому из наших не приходилось с ней играть, но ее записи были доступны в Глонде. Перед концертом с Кеа придется порепетировать, но за ней укрепилась слава потрясающего виртуоза.

«Марш», фантазия, включал двадцатичетырехтактовую каденцию для скрипки соло, которую мне предложили исполнить на одном из концертов самому. Меня вдохновила на эту вещь демонстрация глондских женщин против войны в Глонд-городе. Неудивительно, что из-за политической сущности этой музыки выбор ее оказался под сомнением, ведь на островах властвует Соглашение о нейтралитете. Сам монсеньор Акскон объявил, что «Марш» не годится для островной аудитории, но я энергично встал на его защиту. Конечно, фантазия была направлена против войны, но против любой войны, а не только той, в которой мы сейчас участвуем. В любом случае эта музыка для меня имела особое значение, потому что одной из демонстранток была Алинна. Наконец, после примерно недельного обсуждения, все согласились включить «Марш» в репертуар. Его предстояло исполнить несколько раз в качестве короткого вступления, со мной в качестве солиста на одном из концертов ближе к концу турне, на острове Эгер.

В остальном мой музыкальный вклад оставался более или менее таким, как и планировалось с самого начала. Большей частью моя работа проходила вдали от глаз публики. На всех островах, начиная с Веслера, я ходил по школам, колледжам и студиям, встречался там с молодыми и начинающими музыкантами, слушал их игру или смотрел ноты, комментировал, хвалил, подбадривал. Мои замечания всегда оказывались положительными и восторженными.

И притом совершенно искренними. Я был непритворно впечатлен качеством работ молодых исполнителей и композиторов. Обычно их музыка была более традиционной, лиричной и романтической, чем та, которую мы слушали и писали в Глонде, – находившуюся под сильным влиянием милитаристских настроений, преобладавших на протяжении почти всей моей жизни. Для меня было приятно и ново выслушивать морские саги, прославление спортивных побед, любовные песни, эпические сказания об отважных деяниях, народные танцы.

Мы продвигались сквозь Архипелаг. Я опрометчиво предполагал, что он везде будет выглядеть примерно одинаково, но острова оказались бесконечно разнообразны и обладали множеством культурных различий.

Я пытался вести заметки, делал множество снимков, но в конце концов изрядные нагрузки и сложности постоянных переездов с острова на остров меня одолели. Вскоре мне уже вполне хватало отыскать кресло в тенечке на палубе судна, где я в тот момент оказывался, и лениво наблюдать, как проплывают мимо прекрасные острова.

Что до судов, то кондиционированная роскошь лайнера, увозившего музыкантов из Квестиура, редко выпадала снова. Многие из паромов, на которые случалось нам всходить позже, оказывались, мягко говоря, малокомфортабельны. Один едва держался на воде, и я страшился, что может вдруг разразиться буря. Я был убежден, что паром станет смертоносной ловушкой. Большей частью суда были старыми, шумными или грязными. На некоторых не найти было ни еды, ни питья. Однажды мне пришлось делить каюту сразу с тремя попутчиками; еще на одном пароме кают не имелось вовсе, и мы провели долгую ночь на открытой палубе. Впрочем, попалось и одно-два достаточно современных и удобных судна.

Удивил меня и тот уровень, которого достигала бюрократия на Архипелаге. Жители островов были непринужденными, щедрыми, дружелюбными, непридирчивыми и неторопливыми. Привратники же их – совершенно иное дело. Когда мы прибыли на Веслер, я заметил некую чрезмерную чиновничью обстоятельность, но, уже покинув тот первый остров, мы столкнулись с постоянно усложнявшими жизнь помехами, почти неизменной чередой въедливых вопросов, проверки бумаг, а иногда и личных обысков.