Градский рядом - [9]
— И что же он тебе сказал? Как отозвался о вашей работе?
— Он ответил коротко и вполне «по–градски»: «Ох…еть!»
13
Одних людей Интернет сближает, других — разобщает.
Года через два после моей публикации на сайте Градского я случайно обнаружил там отзыв об очерках «Первые», подписанный Олегом Кочетовкиным. Вот эта заметка:
«По поводу Очерков истории отечественной рок–музыки Алексея Петрова (я сначала не разглядел, подумал, что это Аркадий Евгеньевич Петров, обрадовался раньше времени). Ничего, кроме досады. Все, использованные Алексеем, источники мне хорошо известны. Алексей добросовестно их воспроизвёл, даже ошибки (что АГ с Вл. Полонским пошли служить в «Самоцветы», где Полонский и остался — ошибка Евгения Фёдорова, автора книги «Рок в нескольких лицах». На самом деле пошли они в «Весёлые ребята», АГ отслужил один сезон, если даже не одну гастроль, а Владимир барабанил в «Весёлых» до 1975 года, после чего перешёл в «Самоцветы».).
Главная же ошибка, на мой взгляд, в том, что АГ ставится на одну ступень с буйновыми, намиными… они ещё и какие–то счёты к АГ предъявляют… Дело не в моём благоговейном отношении к АГ. Я вовсе не считаю себя ни психом (выражение АГ), ни градским сумасшедшим (как называет всех нас Ирина Горбатова). Знаю, люблю и пропагандирую самую разную музыку. А дело в том, что весь этот ВИА-рок (опять же, на мой личный взгляд) сегодня не представляет даже музейной ценности. Нечего тут хранить, вспоминать, передавать следующим поколениям. Убогонькая местечковая субкультура. Субкультура непроветриваемого (из–за всяких железных занавесок — как снаружи, так и в собственных головах) чулана. Мы в нём жили, по нему, конечно, можно ностальгировать. Но ностальгирование дело интимное. Я бы даже сказал постыдно–интимное, не стоит его широко транслировать.
А Градский не принадлежит этой местечковой субкультуре. Он явление КУЛЬТУРЫ. Настоящей, полноценной, большой…
Впрочем, понимаю, что разница эта не для всех очевидна. Жизнь у нас такая, нелёгкая».
Мне оставалось только руками развести. Кто же спорит, что Градский — явление культуры? Как раз об этом я и пытался написать. Но удивительно, как автор этого отзыва умудрился лягнуть меня почти каждой строчкой. «Ничего, кроме досады»… Вот так: мы писали, мы писали, наши пальчики устали, несколько десятков страниц написано, но — ничего кроме досады… Кочетовкин неприятно удивился, что я не Аркадий… «Алексей добросовестно воспроизвёл источники, даже ошибки…» Разве это открытие? Для читателей не секрет, откуда я брал сведения для своих очерков. О. Кочетовкину, очевидно, нужно было ещё раз сказать об этом: Петров переписал, он не сам придумал, а сам он ни черта не знает.
И главный упрёк: «…поставил АГ на одну ступень с буйновыми, намиными…» Но если они начинали с одной ступеньки, неужели же нужно было об этом умолчать? Кто кем стал в итоге — это уже вопрос второй… Но тогда, в самом начале пути, кто же мог знать, что позже Буйнов, талантливый и обаятельный музыкант, начнёт петь простенькие эстрадные песенки? Кстати, и об этом было написано в предисловии к моим очеркам: «Сегодня они поют о каком–то капитане Каталкине, или, скажем, о провинциалке на эскалаторе метро, или, например, о самой красивой девушке Балашихи, или о бабушках–старушках, у которых «ушки на макушке», а ещё жалобно просят не сыпать соль на рану и спрашивают: «Зачем звонишь, когда мы все уснули?» (ну, не так, но примерно так)… А раньше всё было совсем иначе! Раньше эти молодые, азартные люди тянулись к лучшим образцам поэзии и без устали экспериментировали со звуком, пытаясь внести живую струю в каноны музыкальной гармонии, сегодня же — беззастенчиво рифмуют «любовь — кровь — вновь», «ты — цветы», «моя — твоя», и мелодии их опираются только на три «блатных» аккорда (впрочем, без них ведь никуда не деться…), а чтобы это не было так заметно, пускают в ход самые изощрённые и лукавые методы современной аранжировки и последние электронные технологии. Когда–то к рок–музыке тянулись, как к духовному оазису (и не только к рок–музыке — ещё к творчеству первых бардов с гитарами, лучших кинорежиссёров периода «оттепели», художников–авангардистов, поэтов–шестидесятников, новых театральных «современников» и «таганцев»…), сегодня же… уж лучше бы эти ребята пели по–английски, что ли… Когда–то они могли существовать на жалкие тридцать–пятьдесят копеек в сутки, сегодня — ездят на самых дорогих иномарках и покупают особняки в Майами. Теперь они именуются просто и без затей: артистами российской эстрады, — а раньше назывались гордо и по–робингудовски романтично — первыми рок–музыкантами Советского Союза…»
По мнению же сетующего на «нелёгкую жизнь» О. Кочетовкина, я поставил «буйновых и наминых» на одну ступеньку с великим АГ… Ну ясно, не всем дано понять, какое это кощунство. Разница между Градским и «буйновыми» «не для всех очевидна»… И всё это написано как–то снисходительно, в несколько строк, нехотя — да знаю, мол, знаю «все эти источники», фигня всё это: и Троицкий написал фигню, и Добрюха, и Фёдоров, не говоря уж о каком–то Петрове, который, к сожалению, не Аркадий…
Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.
На даче вдруг упал и умер пожилой человек. Только что спорил с соседом о том, надо ли было вводить войска в Чечню и в Афганистан или не надо. Доказывал, что надо. Мужик он деревенский, честный, переживал, что разваливается страна и армия.Почему облако?История и политика — это облако, которое сегодня есть, завтра его уже не видно, растаяло, и что было на самом деле, никтоне знает. Второй раз упоминается облако, когда главный герой говорит, что надо навести порядок в стране, и жизнь будет "как это облако над головой".Кто виноват в том, что он умер? Покойный словно наказан за свои ошибки, за излишнюю "кровожадность" и разговорчивость.Собеседники в начале рассказа говорят: война уже давно идёт и касается каждого из нас, только не каждый это понимает…
Те, кому посчастливилось прочитать книгу этого автора, изданную небольшим тиражом, узнают из эссе только новые детали, штрихи о других поездках и встречах Алексея с Польшей и поляками. Те, кто книгу его не читал, таким образом могут в краткой сжатой форме понять суть его исследований. Кроме того, эссе еще и проиллюстрировано фотографиями изысканной польской архитектуры. Удовольствие от прочтения (язык очень легкий, живой и образный, как обычно) и просмотра гарантировано.
Его называют непревзойденным мелодистом, Великим Романтиком эры биг-бита. Даже его имя звучит романтично: Северин Краевский… Наверно, оно хорошо подошло бы какому-нибудь исследователю-полярнику или, скажем, поэту, воспевающему суровое величие Севера, или певцу одухотворенной красоты Балтики. Для миллионов поляков Северин Краевский- символ польской эстрады. Но когда его называют "легендой", он возражает: "Я ещё не произнёс последнего слова и не нуждаюсь в дифирамбах".— Северин — гений, — сказала о нем Марыля Родович. — Это незаурядная личность, у него нет последователей.
В рассказе нет ни одной логической нестыковки, стилистической ошибки, тривиальности темы, схематичности персонажей или примитивности сюжетных ходов. Не обнаружено ни скомканного финала, ни отсутствия морали, ни оторванности от реальной жизни. Зато есть искренность автора, тонкий юмор и жизненный сюжет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.