Град Темных Вод - [8]

— После Ярославля у меня осталась запись на диктофоне, — она не собиралась этого говорить, вырвалось. — Которую я потом удалила. И странно, что тебе не сказали, кто именно доложил о том случае ректору. Даже мне — сказали, а тебе — нет.

— Игра в благородство? — немного оживилась Аня. — Или задурить меня пытаешься?

Вероника пожала плечами.

— Выйдешь из больницы — спроси у ректора. Или прямо сейчас Стаса можно набрать. С громкой связью. Но Стасу ты можешь и не поверить, а Юрию Алексеевичу — вряд ли.

— Кто? — Анна подобралась. — Кто эта паскудина?!

— Ну что ты, — Вероника подошла к «больной» почти вплотную, поставила корзину на тумбочку. — И лишить тебя радости самой выяснить правду? Ты ведь любишь узнавать о людях новое. Вот только одного не могу понять: зачем себя-то калечить было? Ну, вышла вся история наружу — и что с того? Перешагнула бы, и шла себе дальше!

— Ты всегда была на вершине, — злобно сверкнула глазами Аня, порадовав визитершу (злость — это лучше, чем обреченность). — Глядела на всех свысока. Мы, простые смертные, получали остатки света и похвал. Но ты-то выше всего этого. Тебе не понять, каково это — все потерять. Учебу, шанс на будущее, уважение друзей и семьи — все! Я ведь рассчитала… Мать возвращается в семь, братья из спортзала в семь тридцать. Набрала еле теплую воду. А потом, когда никто из них не пришел, мне пришлось выбирать: вылезать из ванной, позорно прятать порезы или… закончить. Мне терять было нечего. Нечего. Но тебе не понять.

— Ошибаешься, — дослушав одногруппницу, тихо произнесла Вероника. — Это ты плохо понимаешь, что значит «все».

Говорить о себе — этого она точно не намеревалась делать. Рассказать Стасу стоило немалых усилий, а уж Ане…

— За полгода до поступления в училище я стала сиротой. Автокатастрофа. Мама и папа — в один день. Вот, что значит: «потерять все». Выздоравливай.

Она крутанулась на каблуках, затем нерасторопно, впечатывая каждый шаг, вернулась к выходу из палаты.

— Белозерова! — изменившимся голосом позвала ее с койки Анна. — Стой же!

За дверью Вероника сорвалась на бег.

«Страшно, когда рушатся воздушные и сказочные замки. Но страшнее — когда рушится твой мир», — в себя она пришла только дома. И то не совсем, чтобы полностью.

Зато теперь Вероника была почти уверена, что, выйдя из больницы, Потапова не попытается заново наложить на себя руки. Остальное — уже не ее забота.

История извращенным образом повторялась. Опять.

Новых писем — и летучего чудовища — не было. Это Хэйт поняла по тишине, относительной, впрочем — в игру она зашла в харчевне, там шумок присутствовал по умолчанию. Но не было феи с ее удручающими комментариями могильно-гробовой направленности, и это уже можно было назвать «тишиной».

Хэйт какое-то время раздумывала, куда ей пойти: выбор был слишком велик. И веер из незавершенных заданий, и профессии непрокачанные, и статы, о которых забывать не стоило. Еще в инвентаре лежала картина с Архидемоном и необычными свойствами, с которой тоже надо было что-то решить. Не аукцион — однозначно, но и для себя не оставить, слишком уж вкусна «конфетка».

— О вкусном — я задолжала «спасибо» жрице Каштэри за ожерелье, — здраво рассудила адептка. — И к ней же направляли за историей о жирном и мерзком черве.

Направление (храм Ашшэа в Крейнмере) было ничем ни хуже других. Срочности с издохшим Люмбаром (элитным монстром, главным обитателем подземного лабиринта, в который как-то умудрилась провалиться Хэйт), вроде бы не имелось, однако, откладывая какие-либо дела с дроу в долгий ящик, можно было здорово дать маху. Адептка отлично помнила, как слетала репутация с орденом, по «тику» в 250 единиц в минуту, когда она чуточку припозднилась со сдачей задания.

Мысль о том, что искомая жрица может находиться не на положенном ей месте, а в светлоэльфийских землях, как-то не пришла в голову Хэйт.

И зря. Вместо беловолосой жрицы в темной пещере-часовне ее встретила Бестия.

И это была не та встреча, что заканчиваются занятными квестами и наградами.

— Дом Бестий всегда получает свое, — хриплым голосом проговорила незнакомая Хэйт дроу, едва адептка миновала каменные врата. — Добровольно или силой — ты в праве выбрать.

Была говорившая высокой, жилистой. В одежде, состоящей на первый взгляд из кожи и шипов. Прическу из иссиня-черных тонких косичек венчал обруч с длинными тонкими иглами. Наряд должен был доставлять немало неудобств, но темная двигалась плавно, как бы перетекая из одной позы в другую.

От Бестии веяло болью и смертью. И безразличием. Ей явно было до лампады, в целом виде доставлять квартеронку или в мелко нашинкованном.

— Добровольно, — благоразумно ответила Хэйт.

Хватило благоразумия и на то, чтобы не озвучивать шуточку про «и с песней». И даже на то, чтобы воздержаться от удивленного возгласа, когда черный овал портала, созданного дроу, выбросил их на узкий каменный уступ.

Места на уступе для двоих было в самый раз, но уже третьему пришлось бы потесниться. С одной стороны уступ упирался в горную твердь, с другой — в пропасть, дна которой было не видать.

Паники не было: желай Бестия ее убить, столь изощренный способ ей бы вряд ли понадобился. Причиной для удивления была карта, открытая адепткой из любопытства — и показывающая клубы серого тумана. Один туман, во все стороны, и ничего кроме.